В лесах (Книга 1, часть 2)

- При жизни, пожалуй, и у ней завистники бывали,- продолжал Пантелей.- Кто уму-разуму завидовал, кто богатству да почести, кто красоте ее неописанной... Сам знаешь, какова приглядна была.

- Да,- прошептал Алексей.

- Смертью все смирилось,- продолжал Пантелей.- Мир да покой и вечное поминание!.. Смерть все мирит... Когда господь повелит грешному телу идти в гробную тесноту, лежать в холодке, в темном уголке, под дерновым одеялом, а вольную душеньку выпустит на свой божий простор - престают тогда все счеты с людьми, что вживе остались... Смерть все кроет, Алексеюшка, все...

- Все? - сказал Алексей, вскинув глазами на Пантелея.

- Все,- внушительно подтвердил Пантелей.- Только людских грехов перед покойником покрыть она не может... Кто какое зло покойнику сделал, тому до покаянья грех не прощен... Ох, Алексеюшка! Нет ничего лютей, как злобу к людям иметь... Каково будет на тот свет-от нести ее!.. Тяжела ноша, ух как тяжела!..

Угрюмо молчал Алексей, слушая речи Пантелея... Конца бы не было рассуждениям старика, не войди в подклет Никитишна. Любил потолковать Пантелей про смерть и последний суд, про райские утехи и адские муки. А тут какой повод-от был!..

- Забегалась я, Пантелеюшка, искавши тебя,- сказала Никитишна.- Ступай кверху, Патап Максимыч зовет.

- Что он? - спросил Пантелей, вставая с лавки.

- Лег... Вовсе, сердечный, примучился... Посылать никак хочет тебя куда-то,- сказала Никитишна.- Ты давно ль приехал? - обратилась она к Алексею.

- Давеча во время похорон,- молвил Алексей.

- Вишь, на какое горе приехал!.. Не чаяли мы, не гадали такого горя... Да что ж я давеча тебя не заприметила? - спросила Никитишна. - На кладбище-то я был,- молвил Алексей. - Не про кладбище речь,- сказала Никитишна,- за столами тебя не видала.

- Две ночи не спал я, Дарья Никитишна, притомился очень,- сказал Алексей.Приехавши, отдохнуть прилег, да грехом и заснул... Разбудить-то было некому.

- Как же это, парень?.. И покойницу не помянул и даров не принял, а еще в доме живешь,- сказала Никитишна.- Поесть не хочешь ли?.. Иди в стряпущую.

- Нет, Дарья Никитишна, неохота,- ответил Алексей.

- Ну как знаешь,- молвила Никитишна и потом спросила:

- Патапа Максимыча видел?

- Нет еще,- отвечал Алексей...- Не до того, поди, ему теперь.

При этих словах вошел Пантелей и сказал Алексею, что Патап Максимыч его требует.

- Тебя-то куда посылает?.- спросила старика Никитишна.

- В Городец да по скитам с сорокоустами,- отвечал Пантелей. И Пантелей и Никитишна обошлись с Алексеем ласково, ничего не намекнули... Значит, про него во время Настиной болезни особых речей ведено не было... По всему видно, что Настя тайну свою в могилу снесла... Такими мыслями бодрил себя Алексей, идя на зов Патапа Максимыча. А сердце все-таки тревогой замирало. Патап Максимыч раздетый лежал на кровати, когда Алексей, тихонько отворив дверь, вошел в его горницу. Лицо у Патапа Максимыча осунулось, наплаканные глаза были красны, веки припухли, седины много прибыло в бороде. Лежал истомленный, изнуренный, но брошенный на Алексея взор его гневен был.

- Здорово, Алексей Трифоныч! - сдержанно проговорил он,- подобру ль, поздорову ли съездил?

Алексей поклонился. Надо бы сказать что-нибудь, да речи на ум не шли.

- Пантелей сказывал, что ты еще утром приехал,- молвил Патап Максимыч, устремив пристальный взор на тяжело переводившего дух Алексея.

- Так точно,- едва слышно проговорил Алексей.

- Вот какие ноне у нас приказчики завелись,- усмехнулся Патап Максимыч.Приедет с делом, а хозяину и глаз не кажет. Просить его надо, послов посылать...

- Такое время, Патап Максимыч,- запинаясь, ответил смущенный Алексей.- До того ли вам было?.. Не посмел.

- Чего не посмел?- быстро спросил Патап Максимыч.

- Не посмел беспокоить вас,- отвечал Алексей.

- Так ли, полно, парень?- сказал Патап Максимыч.- А я так полагаю, что совестно тебе было на глаза мне показаться... Видно, совести-то малая толика осталась... Не до конца растерял. Побледнел Алексей. Ни жив ни мертв стоит перед Патапом Максимычем.

- Что молчишь?.. Аль язык-от в цепи заковало?.. Говори!..

- Не погубите...- простонал Алексей, кинувшись в ноги перед кроватью.

- Губить тебя?.. Не бойся.. А знаешь ли, криводушный ты человек, почему тебе зла от меня не будет? - сказалПатап Максимыч, сев на кровать.- Знаешь ли ты это?.. Она, моя голубушка, на исходе души за тебя просила... Да... Не снесла ее душенька позору... Увидала, что от людей его не скроешь,- в могилу пошла... А кто виноват?.. Кто ее погубил?.. А она-то, голубушка, лежа на смертном одре, Христом богом молила - волосом не трогать тебя.

Заплакал Алексей, припав к ногам Патапа Максимыча.

- Я ль тебя не жалел, я ли не возлюбил тебя,- продолжал Патап Максимыч.- А ты за мое добро да мне же в ребро... - Согрешил я перед богом и перед вами, Патап Максимыч,- простонал Алексей.

- А перед ней-то, перед голубушкой-то моей, нешто не грешен?- отирая слезы, сказал Патап Максимыч.- А у меня, у старого дурака, еще на мыслях было в зятья тебя взять, выдать ее за тебя... А ты позором накрыл ее... Да что лежать-то? Встань.