В лесах (Книга 1, часть 2)

- Да лекарь-от из немцев аль бусурманин какой... У людей великий пост, а он скоромятину, ровно собака, жрет... В обители-то!.. Матери бунт подняли, сквернит, знаешь, им. Печки не давали скоромное-то стряпать. Да тут у нас купчиха живет, Марья Гавриловна, так у ней стряпали... Было, было всякого греха!.. Не сразу отмолят...

- А вылечил-таки? - спросил Родион.

- Еще бы не вылечить! - усмехнувшись, ответил Дементий.- Ведь матери, Родионушка, не наш брат - голь да перетыка... У них - деньгам заговенья нет. А богатых и смерть не сразу берет... Рубль не бог, а тоже милует.

- И верно так, Дементьюшка,- сказал Родион,- верно... Дай-ка овсеца коням-то засыпать,- прибавил он, отводя лошадей в конюшню.

- Пойдем,- сказал Дементий и лениво побрел за Родионом.

Меж тем спавший в оленевской кибитке московский певец проснулся. Отворотил он бок кожаного фартука, глядит - место незнакомое, лошади отложены, людей ни души. Живого только и есть что жирная корова, улегшаяся на солнопеке, да высокий голландский петух. окруженный курами всех возможных пород. Склонив голову набок, скитский горлопан стоял на одной ножке и гордо поглядывал то на одну, то на другую подругу жизни.

Отстегнул приехавший гость фартук, поднялся с грудыподушек в ситцевых чехлах и тихонько вылез из кибитки.

Это был невысокого роста, черноволосый, с реденькой бородкой и быстро бегавшими черными глазками человек, в синей суконной шубке на хорьковом меху и с новеньким гарусным шарфом на шее - должно быть, подарок какой-нибудь оленевской мастерицы... Певец догадался, что он в Комарове, но где же люди? Не в сонное же царство, не в мертвый заколдованный город приехал.

- Ох, искушение!..- молвил он серебристым звонкимголоском и пошел в работницкую поискать, нет ли хоть там живого человека. Изба была пуста.

- Вот какое положение! - сказал он, выйдя на крыльцо.- Родион пропал... Родионушка!- крикнул он, сколько было мочи.

- Ась,- отозвался тот из конюшни. Приезжий направился на голос.Проснулся, Василий Борисыч? - спросил Родион.- А я уж коней отпряг и корму задал... Что, аль со сна-то головушку разломило?

- И то маленько вздремнул!.. Искушение!..- молвилВасилий Борисыч.

- Ну, вздремнуть не вздремнул, а здорово всхрапнул,- заметил, улыбаясь, Родион.- От самой Клопихи носом песни играл - пятнадцать верст...

- Уж и пятнадцать,- усомнился Василий Борисыч.

- Говорю тебе пятнадцать,- сказал Родион.- Хоть людей спроси,- прибавил он, указывая на Дементья.

- До Клопихи точно пятнадцать верст отселева будет... Больше будет дорога-то ведь здесь не меряная,- подтвердил Дементий.

- И матушку Манефу можно повидать? - спросил его приезжий.

- Не знаю, как тебе сказать, господни купец,- ответил Дементий.- Хворала у нас матушка-то - только что встала. Сегодня же Радуницу справляли - часы стояла, на могилки ходила, в келарне за трапезой сидела. Притомилась. Поди, чать, теперь отдыхать легла.

- Ох, искушение! - тихонько промолвил Василий Борисыч, покачав головой.

- С Москвы (За Волгой во многих местностях говорят Москва твердым о.), что ль, будете? - спросил его Дементий.

Из Москвы,- ответил гость.

Та-ак,- протянул Дементий.- Большая, слышь, столиция ?

- Побольше вашего скита,- сказал, улыбнувшись, Василий Борисыч.

- Одних церквей сорок сороков!

- Так говорится - на деле-то поменьше будет, ответил Василий Борисыч.

- И все золотоглавые? - продолжал спрашивать Дементий.

Есть и золотоглавые,- сказал Василий Борисыч. Эка подумаешь! - удивился Дементий.- А Иван Великий высок будет?

- Высок,- сказал Василий Борисыч.

- Диковина! - воскликнул Дементий.- А правда ль, что в Москве сорокам невод? - Не видать.

- Это Алексей митрополит на сороку заклятие положил, чтоб она в Москву не летала... Птица вор, а на Москве, сказывают, и без того много воров-то. Есть,подтвердил Василий Борисыч. Вот и к Макарью на ярманку воры-то больше все из Москвы наезжают,- заметил Дементий.- А правда ль, что у вас хлеб по шести да по семи гривен на серебро живет?

Случается,- сказал Василий Борисыч. То-то и есть: толсто звонят да тонко едят...- примолвил Дементий.- У нас по лесам житье-то, видно, приглядней московского будет, даром что воротами в угол живем. По крайности ешь без меры, кусков не считают.

- Вон старица неведомо какая бредет, ее бы про матушку спросить,- молвил Василий Борисыч, показывая на Таифу, подходившую к конному двору.

- Это наша мать казначея,- сказал Дементий.- Ругаться, поди, на конный двор идет!.. Ух, бедовая старица!.. Всяка порошинка у ней на перечете. Одно слово, бедовая!.. Василий Борисыч пошел навстречу Таифе.

- Что вашей милости угодно?- спросила она.

- К матушке Манефе письмецо из Москвы привез, да вот еще к матери Назарете от сродницы.

- Матушка Манефа теперь започивала,- ответила Таифа.- Скорбна у нас матушка-то - жизни не чаяли... Разве в сумерки к ней побываете... А мать Назарета в перелесок пошла с девицами. До солнечного заката ей не воротиться.

- Я бы сходил к ней покудова. Чать, недалеко?..- встрепенувшись, подхватил Василий Борисыч.