В лесах (Книга 1, часть 2)

- Как вам будет угодно,- сказала Таифа.- Пожалуй, Дементий укажет дорогу... Да вы обедали ли?.. Не то в келарню милости просим.

- Покорно благодарю, матушка,- ответил Василий Борисыч.- Дорогой закусили - сытехонек. Благословите к матушке Назарете сходить.

- Ин самоварчик не поставить ли? - уговаривала гостя мать казначея.- Ко мне бы в келью пожаловали, побеседовали б маленько, а тем временем и матушка Назарета подошла бы и матушка Манефа проснулась бы.

- Мне бы матушку Назарету поскорей повидать,- стоял на своем Василий Борисыч и, как ни упрашивала его казначея посетить ее келью, устоял на своем.

Как истый москвич, не прочь бы он от чашки чаю, пожалуй, и от трапезы не отказался бы, но уж очень загорелось у него поскорей идти к Назарете. Знать ее не знал, в глаза не видывал и, покаместь одна читалка на Рогожском не покучилась ему свезти Назарете письмецо с посылочкой, во снях даже про такую старицу не слыхивал. Но, узнав, что пошла она с девицами нагулянку, ног под собой не заслышал Василий Борисыч... Так и тянет его поглядеть на Комаровских белиц, как они там в перелеске свою Красну Горку справляют. Искушение!.. Ну да ведь человек не старый, кровь вжилах не ледяная...

Втащили в работницкую избу поклажу Василья Борисыча. Расшнуровал он чемодан; вынул суконный кафтанчик, чуйку - на ваточной подкладке, шапочку новую, и таким молодцом вырядился, что любо-дорого посмотреть. Затем отправился с Дементьем за околицу...

Только дошли до Каменного Вражка, как послышались издали молодые веселые голоса и звонкий хохот Фленушки.

Дементий воротился, Василий Борисыч тихонько пошел на голоса.

Звучным, приятным голосом искусно завел он песню про "младую юность".

Горе мне, увы мне во младой во юности!

Хочется пожити - не знаю, как быти,

Мысли побивают, к греху привлекают.

Кому возвещу я гибель, мое горе?

Кого призову я со мной слезно плакать?

Горе мне, увы мне во юности жити

Во младой-то юности мнози борют страсти.

Плоть моя желает больше согрешати.

Юность моя, юность, младое ты время,

Быстро ты стрекаешь, грехи собираешь.

Где бы и не надо - везде поспеваешь,

К богу ты ленива, ко греху радива.

Тебе угождати - бога прогневляти!..

Смолкли белицы... С усладой любовались они нежным голосом незнаемого певца и жадным слухом ловили каждый звук унылой, но дышавшей страстностью песни. Василий Борисыч продолжал:

Юность моя, юность во мне ощутилась,

В разум приходила, слезно говорила:

"Кто добра не хочет, кто худа желает?

Разве змей соперник, добру ненавистник!

Сама бы я рада - силы моей мало,

Сижу на коне я, а конь не обуздан,

Смирить коня нечем - вожжей в руках нету.

По горам по холмам прямо конь стрекает,

Меня разрывает, ум мой потребляет,

Вне ума бываю, творю что, не знаю,

Вижу я погибель, страхом вся объята,

Не знаю, как быти, как коня смирити..."

Заслушалась и мать Назарета... Заслоня ладонью от солнца глаза, с недоуменьем разглядывала она подходившего незнакомца.

- Кто б это такой? - говорила она.- Не здешний, не окольный, а наезжих гостей, кажись, во всем Комарове нет... Что за человек?

- Московским глядит,- молвила Фленушка.- А может, из самого Питера,подхватила Марья головщица.- Может, и питерский,- согласилась Фленушка.

- А голосок-от каков!.. Как есть соловей. - Вот бы на клирос в нашу "певчую стаю" такого певца залучить,- закинув бойко голову, молвила молодая, пригожая смуглянка с пылавшими страстным огнем очами. Звали ее Устиньей, прозывали Московкой, потому что не один год сряду в Москве у купцов в читалках жила.

- Молчи, срамница!.. Услышать может...- строго заметила ей Назарета.

- Мы бы ему бородку-то выщипали, в сарафан бы его обрядили,- продолжала со смехом Устинья Московка.

- Замолчишь ли, срамница?.. Аль совести не стало в глазах? - ворчала Назарета.

Василий Борисыч меж тем подошел к старице и, низко поклонившись ей, спросил:

- Матушка Назарета не вы ли будете?

- Так точно,- отвечала она.- Что угодно вашей милости?

- Письмецо к вам с Рогожского привез,- сказал он, вынимая из кармана письмо. - Посылочки тоже есть, ужо предоставлю.

- От кого это, батюшка? - недоверчиво спросила Назарета, быстрым взором окидывая девиц, столпившихся вкруг незнакомца...

- От Домны Васильевны,- отвечал Василий Борисыч.- В Антоновской палате в читалках живет....

- От Домнушки! - радостно воскликнула мать Назарета...- Что она, голубушка?.. Как живет-может?..

- Спасается,- ответил Василий Борисыч.- Негасимую у болящих читает - любят ее старушки...

- Ну, слава богу!.. На утешительном слове благодарю покорно, батюшка,сказала мать Назарета.- Как имечко-то ваше святое?.

- Василий.

- По батюшке?

- Борисов.

- Утешили вы меня, Василий Борисыч. Ведь Домнушка-то по плоти племянница мне доводится - братца покойника дочка... Ведь я тоже московская родом-то.

- Очень приятно,- ответил Василий Борисыч, а черные глазки его так и разбежались по молодым, цветущим здоровьем белицам, со всех сторон окружившим его и мать Назарету.

- К матушке Манефе прибыли? - спросила Назарета.

- Так точно,- отвечал Василий Борисыч,- тоже письма привез.

- От кого, батюшка, письма-те? продолжала свои расспросы старица.