В лесах (Книга 1, часть 2)

- Что ж такое, матушка? - тревожно спросил игуменью Василий Борисыч.Скажите, господа ради.

Издали зачну, с чего все дело началось,- сказала Манефа.- По письмам батюшки Ивана Матвеича склонились было мы австрийское священство принять. Много было противностей от слабых совестей, много было и шатости... Трости, ветром колеблемы, здешние люди!.. но господу помогающу, склонила я, убогая, обитель нашу к приятию и другие немногие обители, в Оленеве матушку Маргариту, матушку Фелицату, в Улангере матушку Юдифу.И сначала духовно мы ликовали, Василий Борисыч: наконец-то, говорили, явися благодать божия, спасительная всем человекам... Не нарадовались господню смотрению... Что же?.. Слышим, на Москве закипели раздоры, одни толкуют: "Неправилен митрополит,- обливанец", другие богом заклинают, что крещен в три погружения... Кому верить? Кого послушать?.. У нас по лесам народ темный, силы писания не разумеет, а новшества страшится, дабы в чем не погрешить... Сколько было молвы, сколько шатости!.. Рассказать невместимо... Я, убогая, говорила тогда: "Потерпите, други любезные, потерпите самое малое время, явит господь благодать свою, не предайте слуха словесам мятежным..." И по милости господней удержала...- Знают на Москве про старания ваши, матушка,- прервал было Василий Борисыч.

- Славы, друг, не ищу...- вспыхнула Манефа.- Что делаю, господа ради делаю, не ради вашей суетной Москвы.- Праведное дело, матушка,- вполголоса заметил смешавшийся немного Василий Борисыч.

Величаво, но едва заметно склонила Манефа голову, как бы в знак согласия. Затем, отчеканивая каждое слово, продолжала:

- А скажи по совести, чем нам пособила Москва?.. - Что ж, матушка, кажется, не были оставлены,- промолвил Василий Борисыч.

- Не про деньги речь,- с усмешкой презренья прервала его Манефа.- Про духовное у тебя спрашиваю. Чем поддержали меня?.. Соблазнами?

- Да какими же, матушка, соблазнами? - с робким удивленьем спросил Василий Борисыч.

- Сколько годов душевным гладом томимы были мы без священника?.. Писали, писали на Москву: "Пришлите пастыря",- ни ответа, ни привета... Ну, вот и дождались...

- Отца Михаила? - сказал Василий Борисыч.

- Да, Михаилу Корягу... По нашим местам так его величают,- отвечала Манефа.- Он-от и есть камень соблазна для здешнего христианства.

- Человек начитанный, сказывали, постный,- заметил Василий Борисыч.

- Постный-от он постный, только не пиюще, не ядуще, а пенязи беруще,- с усмешкой молвила Манефа.

- Где ж бессребреника достать, матушка? Сытых глаз что-то ноне не видится,- сказал Василий Борисыч.

- А чин на нем какой положон? - возразила Манефа.- Благодать, друг мой Василий Борисыч, не репа, за деньги ее не стать продавать... Коряга стяжатель... Пальцем без денег не двинет... Да еще торгуется... Намедни просят его болящего исправить, а он: "Сколько дашь?" Посулили полтину, народ бедный больше дать не под силу, а Коряга: "За полтину, говорит, я тебе и господи помилуй не скажу"... Так-то, друг!.. Вот каким пастырем нас Москва наградила... В Апостоле-то что писано про Симона, восхотевша на сребре благодать стяжати?.. А?.. Ну-ка, скажи... Коряга тот же Симон-волхв - потому стяжатель... Таких пастырей нам не надо... Скорей душевным гладом истомимся, чем к такому попу наисправу пойдем.

- Как же, матушка, возможно пробыть без священника!..- воскликнул Василий Борисыч.- Не в беспоповы ж идти...

- Спасова воля...- твердо сказала Манефа.- Как ему, свету, угодно, так с нами и будет... Сам он спасение наше управит... А Коряге путь к нам заказан... Так и скажи в Москве. Не отвечал Василий Борисыч.

- Коли на то пошло, я тебе, друг, и побольше скажу,- продолжала Манефа.Достоверно я знаю, что Коряга на мзде поставлен. А по правилам, такой поп и епископ, что ставил его, извержению подлежат, от общения да отречются. Так ли, Василий Борисыч?

- Есть такие правила, точно что есть,- отвечал Василий Борисыч.- Двадесять девятое апостольское, четвертого собора двадесятое, на шестом и на седьмом соборах тож подтверждено.

- То-то и есть,- продолжала Манефа.- Как же должно вашего Софрона епископа понимать?.. А?.. Были от меня посыланы верные люди по разным местам, и письмами обсылалась... Нехорошие про него слухи, Василий Борисыч, ох, какие нехорошие! А Москва его терпит! Да как не терпеть?.. Московский избранник!..

- Это, матушка, вы сказали несправедливо,- возразил Василий Борисыч.- Не было Софрону московского избранья. Сам в епископы своей волей втесался... Нашего согласия ему дадено не было... Да ноне в Москве его и принимать перестали.

- С коих пор?..- быстро спросила Манефа.

- Я все доподлинно вам расскажу,- молвил Василий Борисыч.- Затем и прислан - выслушать извольте.

- Слушаю, друг, слушаю,- медленно проговорила Манефа, облокачиваясь на стол и устремив как уголья горевшие черные глаза на Василья Борисыча.

- Епископа Софрония в миру Степаном Трифонычем звали, Жировым...