- Знаю,- перебила Манефа.- Двор постоялый в Москве держал.- И беглыми попами торговал,- добавил Василий Борисыч.- Развозил по христианству... Свел он, матушка, в то самое время дружбу с паломником одним... Яким Стуколов прозывается.
Чуть заметно дернуло у Манефы бровь, но подавила она вздох и, пустив на глаза креповую наметку, судорожно сжала губы...
- Этот Стуколов по чужим землям долго странствовал, искавши епископа древлего благочестия. Оттого в Белой Кринице ему ото всех большое доверие было... Вздумал этот Яким Стуколов заодно с Жировым деньги добывать богатства захотелось, в миллионщики вылезть пожелал. Спервоначалу стали они где-то в Калужской губернии искать золото... Землю купили - заварилось у них дело. Каково было то дело, говорят розно... Господь ведает, что у них меж собой творилось - обман ли какой, на самом ли деле золото сыскали - не могу сказать доподлинно, только Жиров с Стуколовым меж собой были друзья велики. А у Жирова золото золотом, попы попами,- прежнего промыслу не покидал... В самое то время наши московские соборне уложили особого для Российской державы епископа получить, потому что в Австрии смуты да войны настали. Не ровен час иерархия в один час могла бы порешиться; опять бы остались без архиерейства... Покаместь на Рогожском судили да рядили, кого послать за архиерейством, Степан Трифоныч, не будь плох, да с черным попиком (Черный поп - иеромонах.), Егором звали, и махни за границу. "Если, думает, от развоза попов добрые деньги в мошну перепадали, от епископа не в пример больше получить их можно". Ладно, хорошо: взял он у приятеля своего у Стуколова письма и повез Егора в Белу-Криницу в архиереи ставить. Там гостям рады, туда уж успели дохнуть, что московские желают своего епископа, и по письмам Стуколова скорехонько занялись того попа Егора в архиереи поставить... Стали исповедывать, и нашлись за Егором такие грехи, что ему не то чтоб епископом - в попах-то быть не годится... Монастырские власти Степану про то объявили - никак, дескать, невозможно... Степан Трифоныч туда-сюда - не соглашаются. Тогда и говорит ему отец Павел, настоятель тамошний: "Да за чем, говорит, дело стало? Ты, Степан Трифоныч, человек вдовый, в писании горазд, для че самому тебе архиереем не быть... Яким Прохорыч Стуколов про тебя хорошо описал, а мы ему верим во всем..." Степан рад-радехонек... Не думал, не гадал - хиротония сама на него свалилась... На другой же день постригли его во иночество, Софронием нарекли, в дьяконы поставили, назавтра в попы, послезавтра в епископы. Так его в трое суток и обмотали... На четвертые домой архиерей отправился... Дорогой-то, правда ли, нет ли, Егора в реке утопил... Москва так и ахнула, узнавши, каков святитель в ней проявился... А делать нечего: омофор не шуба - с плеч не сбросишь... Толки пошли, пересуды, вражда в обществе, свары да ссоры. Однакож все помаленьку утешилось. Хочешь не хочешь, к новому владыке ступай.
- Так вот он каков!- едва слышно промолвила Манефа.
- Таков, матушка, таков,- поистине говорю,- отвечал Василий Борисыч.- Про это самое доложить вам ивелено...
- Хороша Москва!.. Можно чести приписать! ..- с горечью сказала Манефа, поднимая наметку и сурово вскинув глазами на Василья Борисыча.- Пекутся о душах христианских! Соблюдают правую веру!
- Грех такой вышел, матушка, искушение!.. Ничего тут не поделаешь,разводя руками, чуть слышно проговорил Василий Борисыч и потупил взоры перед горевшими негодованием очами величавой игуменьи.
- Истинно грех вышел, да еще грех-от какой! Горше его нет!..- сказала Манефа.- Спасибо вам, московским, спасибо!.. Сами впали в яму и других с собой ввалили... Спасибо!..
Не отвечал Василий Борисыч. Не по себе ему было. Вынув из кармана шелковой платок, молча отирал он обильно выступивший на лбу пот.
- Дальше что? - спросила Манефа после молчания,длившегося несколько минут.
- Святокупец святокупцом и остался,- слегка запинаясь, ответил Василий Борисыч.- Попа поставить - пятьсот целковых, одигон (Одигон - путевый престол, переносный антиминс, на котором во всяком месте можно совершать литургию.) та же цена и выше; с поставленных попов меньше ста рублей в месяц оброку не берет... Завел венечные пошлины, таковы-де при патриархе Иосифе бывали: пять целковых с венца, три за погребенье, по три с крещения, со всего.
- Прежде торговал попами, теперь благодатью святого духа?.. Так, что ли? язвительно усмехнувшись, спросила Манефа.
- Так... так точно, матушка,- приниженно молвил Василий Борисыч и снова принялся утираться платком.
- Что ж это он у Макарья лавки не возьмет себе?.. Вывеску бы повесил большую, золотую, размалеванную...Написал бы на ней: "Торговля благодатью святого духа, московского купца епископа Софрония".
- Бывал и у Макарья, матушка,- сказал Василий Борисыч.
- Без вывески, должно быть, торговал. Такой что-то не виделось,- с желчной улыбкой ответила Манефа.- Такцию бы ему напечатать - за одигон, мол, пятьсот, за попа пятьсот... Греховодники!..