В лесах Пашутовки

— А, мешумад[16] поехал… отребье…

Четвертый час пополудни. Местечко позевывает, окутанное свежей пылью и ласковым солнцем месяца нисана[17]. У кооперативного магазина дремлют грузовые подводы; лошади, отмахиваясь хвостами от мух, вяло жуют сено. Ответственный товарищ Лавров мысленно отмечает непорядок текущего момента: он руководит дирекцией всех здешних кооперативов и, еще даже не войдя в кабинет, а всего лишь восседая в удобной пролетке Гедальи, приступает к исполнению своих нелегких обязанностей. Так что работают все трое — и товарищ Лавров, и товарищ Пистон, и Гедалья-возчик. Последний облачен в толстый и теплый не по погоде ватный бурнус. Вот Гедалья чмокает губами, и Пистон, немедленно уловив сигнал хозяина, производит вежливую отмашку хвостом и останавливается перед крашеными деревянными воротами дома многоуважаемого товарища Лаврова. Смолкают на короткое время стук копыт, скрип упряжи и колес, и в наступившей тишине снова становится слышна простая девичья песенка:

Давай помиримся, мой милый,
Погладь меня по волосам,
Твои ласкающие пальцы
Мне как целительный бальзам…

Товарищ Лавров легко выпрыгивает из пролетки, сует полтинник в ладонь возчика и торопится войти в дом. Вот сейчас навстречу ему бросится жена Сусанна Моисеевна, и лицо ее будет сиять искренней радостью, а соскучившаяся по мужу грудь — колыхаться под тонкой тканью рубашки в ожидании крепкого объятия. И уж он обнимет, обнимет, как надо, можно не сомневаться, а рядом с родителями будет подпрыгивать от нетерпения восьмилетний Владимир Иванович — подпрыгивать и дергать отца за полу пиджака:

— Папка, игрушки!

Неудивительно — ведь каждая отцовская командировка приносит Володе солидный урожай подарков.

2

Володя гонял вокруг стола обруч — и в ту сторону, и в эту, и снова в ту, — а его нянька, деревенская девушка Варька, сидела у окошка и вязала толстый носок. Настенные часы пробили четыре раза.

— Папка, папочка! — закричал мальчик и бросился навстречу вошедшему отцу.

Забытый обруч самостоятельно докатился до стула, опрокинулся и затрепетал на полу в короткой агонии. Товарищ Лавров расцеловал сына и вопросительно повернулся к Варьке. Та уже стояла рядом, протягивая ему голубой конверт. На лице девушки играла виноватая улыбка, с опущенной руки сиротливо свисал недовязанный носок.

— Вот, барыня просили передать, Иван Семеныч. Еще третьего дня уехали…

Солнце рисовало на беленой стене розовые бутоны, за окном шептались о чем-то своем ветви деревьев. Иван Семеныч вдруг почувствовал слабость в коленях; сердце сжалось тяжелым предчувствием. Он нащупал кресло, сел и распечатал конверт.