В лесах под Вязьмой

Командарм Ефремов лежал на носилках, тяжело дыша. Глаза были открыты, бессмысленно блуждали, лицо лоснилось от пота. Командарм не понимал, что происходит вокруг. Над носилками склонился медик, ставил укол. Когда закончил, два красноармейца потащили носилки в лес. Штабисты уходили, но не все, кто-то оставался.

– Пошли, Шубин. – Майор Шилов ткнул лейтенанта в плечо. – Немцев надо задержать, сделать все возможное, чтобы штаб ушел.

– А вы не должны быть с командармом, товарищ майор?

– Должен. Но ты его видел, лейтенант? Хороший медик нужен Михаилу Григорьевичу, больше никто.

Обстрел поселка прекратился. Над Горным повисло облако угарного дыма. Ветра в этот день не было, на небе – ни облачка. Немцы вошли в поселок, их минометчики теперь боялись зацепить своих. Слышались отдельные выстрелы. С околицы продолжали выбираться красноармейцы. Двое волокли на плащ-палатке раненого сержанта, но парень не подавал признаков жизни.

В поселке вспыхнула перестрелка, застучал пулемет. Раненые, которые не смогли выбраться, приняли последний бой. По улице Советской бежали люди.

Показался бронетранспортер, он вел огонь из пулемета. Машина встала, из десантного отсека посыпались солдаты. Слева на южной окраине что-то горело – черный дым валил, как из пароходной трубы. Присмотревшись, Глеб понял, что это танк. Значит, не прошли они в обход, попали в ловушку…

Покрикивали командиры: «Занять оборону на опушке! Все – под укрытия деревьев! У кого остались саперные лопатки, рыть окопы!» Два бойца протащили пулемет, стали устанавливать его за раздвоенной березой. Фуфайки где-то потеряли, гимнастерки пропитались кровью. На опушке воцарилась активность, живые готовились к обороне. Бойцы разведывательного взвода собрались все вместе и обустроились за поваленной ветвистой осиной.

Возникли очертания второго БТР-251 – значит, подбитый танк все же оттащили. Немецкие подразделения продолжали осваивать поселок, прошли мимо догорающего госпиталя. Раздавались крики «ура!», в поселке вспыхнула отчаянная стрельба, гремели взрывы. Немцы пришли в замешательство, стали отступать, их преследовали.

Впоследствии выяснилось, что на северной опушке скопилось приличное количество бойцов из разгромленной 338-й дивизии. Когда в Горном начался бой, они первое время выжидали, а потом внезапно повалили из леса и ударили по противнику с фланга. Немцы такого не ожидали, они дрогнули, побежали. Их преследовали какие-то рваные окровавленные люди со страшными лицами, и остановить их было невозможно. Опушка одобрительно гудела: «Давайте, мужики, пусть знают наших!» Бой продолжался несколько минут, противника оттеснили на запад на несколько кварталов. Наступательный порыв фашисты утратили, сопротивлялись вяло. Дальше на запад красноармейцы не пошли, это стало бы верным самоубийством. По головам передавали: «Все – к восточному лесу, там наши!» Бежать изможденные люди уже не могли, ковыляли, как инвалиды. Из поселка в восточном направлении вышли порядка полутора сотен человек, многие были ранены, кого-то волокли на себе. Минометная батарея молчала, ждала подвоза боеприпасов. Отброшенная пехота тоже не спешила брать реванш. Люди с опушки бежали навстречу своим, помогали раненым. Подразделения перемешались, стало не важно, кто все эти люди. Остались только две категории военнослужащих: живые и мертвые. Люди рассыпались по склону, брели, многие падали и молитвенно таращились в небо, и даже дождь из мин не смог бы заставить их продолжать движение.

– Смотри, Глеб!

Настя внезапно ахнула и вскочила на колени. Остальные тоже заволновались. Из поселка все еще выходили люди. Спотыкаясь, брели двое, держась за руки – Ленька Пастухов и санинструктор Варя. Красноармеец был испачкан с головы до ног, физиономия была черна, как у трубочиста, но он улыбался. Варя спотыкалась, волосы выбились из-под косынки, глаза потрясенно блуждали. Становой вскочил, засвистел, стал махать рукой. Ленька его увидел, заулыбался. Парень с девушкой сменили направление, побежали к товарищам. Варю поддержали, чтобы не споткнулась о поваленное дерево, она упала на колени и затряслась в приступе кашля. Ленька тоже выглядел неважно – фуфайка в крови (видимо, в чужой), ватный утеплитель торчит клочьями. По плечу прошла пуля, но руку не задела, лишь порвала ткань. Настя на коленях подползла к Варе, обняла ее за плечи, стала что-то бормотать. Девчушке, похоже, досталось.

– Дезертир вернулся, – хохотнул Толик Иванчин. – Что делать с ним будем, товарищ лейтенант? Может, пожалеем, пропесочим по комсомольской линии?