В лесах под Вязьмой

– Сам ты дезертир! – вспыхнул Ленька. – А я, между прочим, человека спас и двух фрицев по дороге уложил! – Ленька продемонстрировал висящий за спиной автомат, но осекся, встретив хмурый взгляд командира, и покаянно забормотал: – Виноват, товарищ лейтенант. Не велите казнить, исправлюсь. Не мог я мимо медсанбата пробежать, сами понимаете, сделал вид, что отстал – и туда. Я же на минутку, кто знал, что дело затянется? Немцы медсанчасть минами забросали, там сущий ад творился. Два блока с тяжелыми в щепки разнесли, людей побило тьму – и раненых, и персонал. Кого-то успели вынести на носилках, но единицы, они уже здесь, в лесу… Вы бы видели, что там происходило! – Ленька побледнел, задрожала нижняя челюсть. – Хорошо, что Варюшу засек – она майора медицинской службы Чистякову из горящего барака вытаскивала. Майор уже мертва была, сильно обгорела, а Варе показалось, что она еще жива.

Девушка тоже задрожала, закрыла лицо ладошками. Разведчики тактично помалкивали.

– Товарищ лейтенант, не наказывайте Леонида, – сбиваясь, пробормотала Варя. – Я сама не понимаю, что со мной происходило, металась, как сумасшедшая, в огонь бросалась. А он спас меня… Там все погибли, всех накрыло минами, в это невозможно поверить! А я, перед тем как все началось, за водой побежала на колодец. Контузило немного, долго прийти в себя не могла… Леонид двух фашистов застрелил, когда мы переулками на Советскую улицу выбирались. Потом бой начался, с севера наши подошли.

Варя отняла ладошки от лица и уставилась на лейтенанта заплаканными глазами. В желудке образовался вакуум, мерзкая пустота поползла к горлу. Варя не выдержала и разрыдалась, свернувшись калачиком. Пастухов растерянно мялся и прятал глаза.

– Ладно, все в порядке, – буркнул Глеб. – Но постарайся в следующий раз обойтись без самодеятельности… Девушку отправить в тыл заниматься ранеными, остальным – ждать указаний. Красноармеец Томилина, сопроводите санинструктора до места и оставайтесь с ней.

– Но как же… – растерялась Настя.

– Это приказ.

Шубин пристально смотрел девушке в глаза. Она сглотнула, неохотно кивнула и, озираясь, повела Варю к лесу.

– Варюша, не бойся, я тебя найду! – крикнул Ленька.

Глеб отвернулся, стал возиться, устраиваясь поудобнее. Без женщин нельзя, но с женщинами – еще хуже, голова забита не тем. Даже красноармеец Пастухов начинал это понимать, облегченно вздохнул.

На краю леса скопилось не меньше двух сотен бойцов. Звучали команды: «Растянуться, зарыться в землю, оставшиеся боеприпасы распределить равномерно!» С запада к противнику подошли свежие силы, закрома пополнились боеприпасами. Возобновился минометный обстрел. Взрывы гремели на восточной окраине поселка, рвали в щепки плетни и сараи, смещались на склон, приближались к лесу. «Кто не зарылся – в лес! – надрывались командиры. – Использовать в качестве укрытий лощины и овраги! При первой же команде вернуться на опушку!» Приказы на этот раз отдавались грамотные. Красноармейцы хлынули в чащу. Замелькали саперные лопатки.

– Мама дорогая, что сейчас начнется… – пробормотал, заползая в яму, Костромин. – Вы правильно сделали, товарищ лейтенант, что женщин отослали подальше.

Две мины взорвались прямо по курсу. Дерево уберегло, но взрывная волна ошпарила, как струя горячего пара в бане. Две или три мины ухнули в лесу, повалилось дерево. На этом обстрел прекратился. Немцы что-то чувствовали, спешили перейти в атаку. Дым развеялся. По поселку прогрохотали грузовики с пехотой, за ними показались два танка. Они вели огонь по опушке, снаряды прорезали бреши в лесной чаще, рвали кустарник. Защитники ругались – еще бы не ругаться, когда не знаешь, накроет ли тебя в следующее мгновение! Грузовиков с пехотой было много, но они завязли на краю поля. Пехотинцы сыпались с борта, разбегались. Танки благоразумно остались в удалении, вырабатывая боезапас. Прорываться через лес им не было смысла.

– Не стрелять! – кричал майор Шилов. – Пусть подойдут ближе!

– Ну, что, отдохнули, касатики? Теперь давайте работать! – смеялся кто-то.