В лесах под Вязьмой

Бойцы поредевшей сводной группы потащились в лес. В контратаке потеряли полсотни парней, но неприятельских солдат уложили больше. Немцы еще не опомнились. Выжившие уходили в поселок. Танки не стреляли – израсходовали весь боезапас. Но где-то на западе гудели моторы и лязгала траками бронетехника. Из северного леса, огибая поселок, снова повалила толпа – бойцы 338-й дивизии продолжали выходить из котла. То же самое происходило на южной околице – там тоже собирались люди в красноармейской форме, военнослужащие из разбитой 329-й дивизии. Там было много раненых, многие были без оружия. У этих людей еще имелся шанс безнаказанно добраться до восточного леса – немцы не созрели для повторного удара. Толпа устремилась вдоль опушки, растянулась.

– Шубин, вы живы? Отлично! – Взъерошенный майор Шилов подлетел с рассеченной бровью и окровавленным ухом. – Только вы знаете, как выйти из окружения через Барское ущелье! Нас много, но не знаю, сможем ли построить эту толпу в походно-боевой порядок. Кто из ваших людей знает дорогу?

– Красноармейцы Завадский и Костромин, товарищ майор. Знали еще двое, но они погибли.

– Я не слышу, лейтенант, – поморщился Шилов, – что вы там мямлите себе под нос?.. Ой, прошу прощения… – Он дотронулся до пострадавшего уха и скривился от боли. – Немец резвый попался, слуховой нерв повредил, вот я и оглох на левое ухо… Повторите, пожалуйста. – Майор повернул к собеседнику здоровое ухо.

Шубин повторил.

– Действуйте, лейтенант! Нужно найти штаб и организовать вывод людей. Времени нет, а я ума не приложу, где в этой суматохе искать Михаила Григорьевича. Полчаса назад они ушли в лес…

– Найдем, товарищ майор, не иголка.

– Действуйте, Шубин, весь этот табор нужно выводить. Я позабочусь об арьергардной группе.

– Товарищ лейтенант, – дрогнувшим голосом позвал Становой. – Тут Толик Иванчин очень плох…

Дрогнуло сердце. Но он же не мог одним взглядом оценить обстановку целиком! Красноармейца Иванчина аккуратно положили на развернутую плащ-палатку. Разведчик вздрагивал, зажимал рукой простреленный живот. Нижняя часть туловища пропиталась кровью. Он был в сознании, все понимал, но острая боль сводила его с ума. Глаза затягивала мутная пленка. Толик облизывал пересохшие губы, глаза блуждали. Глеб склонился над ним, взял товарища за плечо.

– Как же так, командир… – еле слышно выдохнул Иванчин. – Вроде рано умирать, хочется еще повоевать…

– Повоюешь еще, лежи спокойно. – Сердце обливалось кровью, но Глеб не менялся в лице. – Все в порядке, парень, тебя вылечат. Так, вы четверо – взялись за края палатки и осторожно понесли в лес. Пастухов, возьми бинт, зажми ему рану, чтобы кровь не терял. В лесу перевяжем, здесь опасно.

Он с тоской смотрел, как выжившие товарищи несут раненого к лесу и шикают друг на друга, мол, нежнее несите, осторожно, не дрова же! Все, кто выжил, были здесь. Осталось пятеро: Завадский, Становой, Пастухов, Глинский и Костромин. Где-то в лесу еще Настя Томилина…

Иванчина внесли в лес, Костромин выбросил скомканный бинт и извлек из вещмешка свежую упаковку. Но помощь бойцу уже не требовалась. Глаза остановились, неподвижно смотрели на кроны деревьев. Пульс не прощупывался. Пастухов прикладывал ухо к груди и тихо выл. «Где он теперь?..» – пронеслась тоскливая мысль. Это была тяжелая минута. Толика Иванчина любили все, парень был бесхитростный, добрый, всегда помогал, чем мог. Тоска подступила к горлу, сжала колючками. Все застыли в оцепенении, не обращая внимания на царящую вокруг суматоху.

Вспотевшие бойцы пристроили на полянке аналогичные носилки из плащ-палатки. На них лежал майор с перебинтованной грудью и в отличие от Иванчина еще подавал признаки жизни. Из оцепенения вывел грубый окрик командира, приказывающий новоприбывшим строиться на опушке. Снова возник вездесущий майор Шилов, потребовал выделить бойцам арьергарда ручной пулемет и чуток гранат. Толика Иванчина завернули в плащ-палатку и оттащили в ближайшую канаву.

– Ветренко и Лях даже этого не удостоились, лежат там, в поселке, под открытым небом! – ворчал Глинский.

– Много там наших лежит, – огрызнулся Костромин. – Всех не вытащишь, не похоронишь.

Прибежала растрепанная Настя, брызжа слезами, бросилась на шею лейтенанту.

– Все, успокойся, я жив. – Глеб оторвал ее от себя. – Где Варя?

– Она с ранеными, там, – Настя неопределенно махнула рукой. – Все в порядке, никуда не денется… Люди не знают, куда идти, Глеб…

Время поджимало. Из всех присутствующих это знали только Костромин и Завадский.

– Где штабные, Настя?

– Глеб, я не знаю, здесь все перепуталось! Говорят, они ушли в лес, просто куда глаза глядят.

Они не могли далеко уйти. Генерал был ранен, да и многие другие не блистали здоровьем. Лес был истоптан, кусты поломаны, словно стадо слонов ломилось. Но в этом лесу за последний час перебывало дикое количество народа.