Со стороны поселка нарастал шум. Работали мощные двигатели. Раздался мерзкий нарастающий свист, и мина взорвалась метрах в семидесяти от опушки. За ней вторая, третья… Люди засуетились, снова заорали командиры. Мимо проходили какие-то странные личности – вроде бы военные, но физиономии гражданские, с печатью интеллигентности. Многие в очках. Позднее Глеб сообразил: здесь же собрались все армейские службы! Почтовики, финансисты, ветеринары, прокурорские работники…
– Шубин, в каком направлении идти? – подлетел майор Шилов.
– На юго-восток, товарищ майор. До выхода из леса пара верст. Вы оставили заслон?
– Я что, должен тебе ответить: «Так точно, товарищ лейтенант»? – рассердился майор.
– Прошу прощения.
– Ладно, не проси. Группа сформирована, будет сдерживать неприятеля. Ты нашел штабных?
– Еще не искали, товарищ майор.
– Ну, конечно, сами найдутся, они же не иголка в стоге сена! – всплеснул руками Шилов. – Знаешь, Шубин, я понимаю, почему ты до сих пор лейтенант… Ладно, не обижайся. Оставь человека, знакомого с маршрутом, а сам добудь мне генерала Ефремова.
– Слушаюсь, товарищ майор. Костромин, остаешься с товарищем Шиловым.
Глава двенадцатая
Разведчики ломанулись через лес, следуя подсказкам Завадского. А тому опять пришлось призвать на помощь свои навыки следопыта. Штабисты не знали маршрут, ушли в сторону, кто-то потерялся, кто-то уперся в болото. Завадский кричал, что они с Глинским пойдут правее – там тоже много следов.
За спиной в районе Горного разгорался бой – немцы собрались с новыми силами и двинулись в погоню. Пока их сдерживал жиденький заслон.
Штабистов обнаружил Ленька Пастухов, подал сигнал. Шубин со Становым бросились на крики. Выбравшись из кустов, они застыли, потрясенные. Шевельнулся боец с мучнистым лицом и пустыми глазами, поднял автомат, но узнал советскую форму и уронил оружие. Остальным было плевать. На разведчиков никто не обращал внимания. На кочке, обхватив ладонями голову, сидел усатый полковник Максаков и без выражения смотрел в одну точку. За ним кружком сидели несколько военных, они тоже пребывали наедине со своими мыслями. В стороне от них лежали два мертвых тела, укрытых плащ-палатками. За островком кустарника тоже кто-то шевелился, лежали носилки с раненым.
– Товарищи, где генерал Ефремов? – выдавил Глеб. – Кто-нибудь может объяснить, что происходит?
Люди в командирской форме подавленно молчали. Полковник Максаков не шевелился – он впал в ступор.
– Товарищ полковник! – Шубин повысил голос, тряхнул Максакова за плечо. – Очнитесь! Вы меня слышите?
– Лейтенант, иди к черту, – поморщившись, пробормотал полковник. – Ей-богу, не до тебя.
– Вы так сильно заняты, товарищ полковник? – разозлился Глеб. Что-то подсказывало, что субординация осталась в прошлом. Происходило что-то страшное, и вряд ли он мог повлиять на ситуацию. – Придите в себя, еще не все потеряно! Чьи это тела? – Он кивнул на мертвецов.
– Полковник Лесин, начальник штаба армии, – пробормотал незнакомый бледнолицый подполковник. – И генерал-майор Прохоренко, начальник армейской артиллерии. Они покончили с собой… За кустами – еще двое. – Подполковник закашлялся.
– Где генерал-лейтенант Ефремов?
– Там, – последовал едва заметный кивок.
– Товарищ лейтенант, здесь он, – вымученно проговорил Становой.
За кустами находились несколько красноармейцев, сержант, военврач в очках и с лысиной и командиры в запачканной форме. Царило уныние, люди впали в оцепенение. На носилках лежал генерал-лейтенант Ефремов. Нога, пораженная осколком, была туго перевязана – ранение не смертельное, но это не имело значения, потому что голова генерала была неестественно вывернута, а в правом виске чернело входное пулевое отверстие. В районе выломанной височной кости разлилась лужа крови. Глаза генерала были частично прикрыты, лицо выражало противоестественное спокойствие. Шубин тоже впал в оцепенение, застыл, неотрывно глядя на мертвого человека. В затылок растерянно дышал Становой. Пролезли через кустарник Завадский с Глинским, тоже встали. На груди у генерала лежал табельный ТТ – выпал из руки после выстрела.
– Что произошло? – Лицевые мышцы свела судорога, говорить было трудно.
– Не уследили, лейтенант, – безучастно сообщил военврач, стащил с носа очки и начал протирать стекла краем грязного халата. – Все нормально было, Михаил Григорьевич мог выжить – от таких ранений не умирают при своевременно оказанной помощи. Сделали перевязку, отвлеклись. Он с нами разговаривал, ничто не предвещало, как говорится. Только мы отвернулись, как он достал пистолет и выстрелил в себя. А после него – те двое… Возможно, они правы, лейтенант. Все ведь кончено. Лучше так, чем плен… Михаил Григорьевич был очень совестливым человеком, сильно переживал о случившемся. Он бы в любом случае не смог себя простить. – Военврач опустился на траву и вытащил из кармана халата мятую пачку папирос.