В любви и боли. Прелюдия

В этом и состояла вся проблема Дэниэла Мэндэлла-младшего — у него была собственная жизнь за пределами этого танцпола, за пределами наших с ним отношений. И она слишком отличалась от той, что была между нами, и это даже слабо сказано — отличалась. Это были абсолютно две разные и ни с чем не совместимые друг с другом жизни. И, как оно всегда бывает, самая настоящая и реальная всегда задавливает ту короткую, по-быстрому собранную из подвернувшихся кубиков и которой ты пытался отгородится от себя же самого…

И я буду еще не раз спрашивать его ментально на расстоянии не только в тысячи миль, но и в несколько дюймов, зачем он это сделал? Добавил мне повода сравнивать его с Алеком Митчеллом? Мол, все мужики козлы и им нужно от девушек лишь одно — секса? Завтра этот вопрос станет для меня актуальным, огромной глыбой-постаментом в виде единицы, неопровержимым доказательством всем твоим поступкам… И только через 10 лет ты надменно и жестко сотрешь его в своих пальцах в невесомую пыль.

А сейчас… Сейчас я балансировала и ходила по самому краю, даже не подозревая этого… Как тот беспечный младенец в картуновских мультяшках, что ползет на четвереньках за банкой печенья к холодильнику, преодолевая немыслимые преграды и ни сколько не задумываясь о возможных последствиях — под градом летящих острозаточенных ножей, вилок, тесаков, посуды, ящиков, горящих конфорок с духовками, падающих шкафчиков и включенных в сеть электроприборов…

Сейчас мне по фигу. Я почти в раю. Я пока еще в раю. Пока выпадает семерка и руки Дэниэла не собираются меня отпускать. Ты не желаешь прерывать поцелуй первым, в пору побивший все рекорды самых долгих и откровенных поцелуев в истории кинематографии. Я уже не чувствовала собственных губ, безжалостно растертых и распухших под сладчайшими атаками языка и рта Дэна. Так что еще пару дней я буду ощущать его физическую метку собственника в буквальном смысле на своем теле (и тем больней мне будет ее терпеть). Казалось, он не только хотел меня пометить всеми известными и допустимыми способами, а добраться туда, куда не удавалась и не удастся в принципе и вообще никому, до центрального управления сущностью и сознанием Эллис Льюис… и в какой-то мере у него это почти получилось…

— …Дэн, хватит… — не знаю как, но я сумела вырвать свои опухшие темно-рубиновые губки из болезненных, но таких сладких тисков рта и языка Дэниэла Мэндэлла. Еще немного, и мне будет больно не только говорить, но и улыбаться.

И мне срочно надо сменить ежедневную прокладку. Кажется, она давно "закончилась", и теперь мои трусики безнадежно промокали дальше на плотную ткань джинсов. Сколько мы вообще целовались, целую вечность? Сколько сменилось на фоне играющих песен? Успела ли я хоть раз за это время кончить или была почти на самой грани, той самой запредельной, где кончается переход между наивысшей точкой возбуждения у безумной вспышки эйфории, сотрясающей пространство, время и твое обнаженное естество. Как я вообще решилась сойти с нее, сбежать, разорвать сладчайшую тонкую нить обоюдной связи?.. а, главное, ПОЧЕМУ?..

— Это не то место… и на нас… все глазеют. Скоро начнут делать ставки.

Попытка отстраниться и выскользнуть из его рук, завершилась полным провалом. Я очутилась в неразрывной прочной ловушке объятий всего за несколько мгновений и незаметных движений рук Дэниэла. Он обхватил меня, прижал за плечи и поясницу двумя тугими стяжками, при малейшем перенатяжении которых мой позвоночник мог с легкостью хрустнуть и надломиться подобно тонкой спичке.

— Куда это ты собралась? — сбивчивый громкий шепот обжег мне лицо и широко раскрытые глаза выстрелом в упор. — Подожди… не шевелись.

Прижимается лбом к моему, глаза полупьяные, практически в ином измерении, но умудряются держаться за меня и все так же проникать ощутимым глубоким скольжением по всем моим нейронам… Fuck. Так сильно вжимается в мой живот окаменевшим членом, словно намеревается не сбить эрекцию, а довести ее до эякуляции. И при всем этом меня саму обдает таким жаром, до полной потери ориентации в пространстве и во времени, что сама теряюсь в собственных желаниях и восприятии окружающей действительности.

Господи, неужели мы в пул-пабе? Нет. Не хочу, это не честно. Опять возвращаться в этот долбанный паб, где за нами неотрывно бдит Саманта Грин (будь она трижды неладна со всеми своими стрелками и воскресными посиделками). А ведь я могла возненавидеть ее еще больше… грубо говоря, ей охренительно повезло.

— Если мы не остановимся, за нас это сделает Сэм, — пытаюсь приподнять личико и немного отклонить голову назад. Хочу видеть его глаза и потемневшее от страсти с нечеловеческой сдержанностью лицо. Мой зверь, мой любимый опасный хищник старается изо всех сил совладать со своими низменными пороками и неконтролируемыми страстями.

— Если она попытается это сделать, тогда у меня появится прекрасный повод убить ее.