В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 2

Замереть всего на несколько секунд, чтобы уже через пару микромгновений провести языком по каменному стволу до самой уздечки, считывая чувствительными рецепторами (не дыша и абсолютно ни о чем не думая) его головокружительный рельеф, бархатистость подвижной кожи, извилистые узлы вен… млея, цепенея от его вкуса и окончательно теряя остатки Эллис Льюис в глубине твоих почерневших глаз. Самый сильный и глубокий виток по серпантину твоей бездны, и я неосознанно прикрываю веки (чтобы не упасть и не потерять сознания), раскрывая шире губки и… вбирая, обхватывая их влажными створками твердую головку, поддаюсь чуть вперед, наклоняя над членом голову. Она снова во мне, снова заполнила полость моего ротика, скользя внутри меня только благодаря моим действиям и манипуляциям, и теперь это действительно другие ощущения, теперь я все делаю, по собственной воле и желанию! Оплетаю ее змейкой осмелевшего язычка, скользящим кончиком срисовывая все линии и загибы упругого венчика. Быстрыми ударами, "крылом мотылька" взбегая по тугой натянутой уздечке до самой впадинки вершины и растягивая/размазывая по ее гладкой тонкой кожице соленую каплю выступившей смазки. И чем дальше и глубже, тем сильнее кроет собственными ненормальными желаниями и фантазиями, отдающими рефлекторным обжигающим разрядом между моих собственных ножек, как будто я чувствую его не только на своем языке и в горячем вакууме ненасытного рта, а именно внутри моей спускающей киски, в надрывных толчках сокращающихся мышц влагалища.

И я действительно практически не соображаю, что делаю и чего хочу, просто срываюсь в это безумие, теряя самоконтроль, теряя себя, забывая всё, что когда-то являлось неотъемлемой частью сущности Эллис Льюис. И теперь она заполнялась абсолютно иным содержанием и значимостью, как заполнялись мои чувства и все моё тело тобой, моими желаниями к тебе… Как мой ротик наполнялся головкой и верхней частью твоего члена и насколько сильно обострялись при этом все мои эмоции. Насколько глубоко проникали, прописывались и прошивались во мне эти нереальные и сверхосязаемые отпечатки/оттиски, ощущения тебя и твоего ответного возбуждения во мне, на мне.

Боже, зажать ладошкой ТВОЙ упругий член у основания, потянув вверх по атласной кожице до соприкосновения с моими губками, подхватить пальчиками часть слюны и размазать по остальной части ствола, задыхаюсь и дурея с каждой пройденной секундой и проделанным мною движением все больше и откровеннее. В какой-то момент смелея окончательно и бесповоротно! Второй рукой скользнуть под гульфик и ширинку, нащупать пальчиками, обхватить и вытащить на волю тяжелую мошонку, с упоением перекатывая и сминая в жестком "кисете" подвижные яички. Чувствуя ответные сокращения твоей эрогенной мышцы у себя в ротике, на языке… в пульсации клитора и всей изнывающей вагины. Бл**ь, не сдержаться, соскользнуть язычком с головки члена, по его центральной линии и до самого грубого шва мошонки. Обвести каждое яичко жадной влажной змейкой, практически сразу ощутив движение твоих пальцев в моих волосах на затылке, их захват-сжатие до легкого болезненного натяжения скальпа. Едва не тронуться умом от этих совершенно новых ощущений – щадящей легкой боли на своей голове и фактурной жесткой кожи на рецепторах моего языка, желая вобрать в свой ротик больше, чем в нем может вместиться. Впервые в жизни вылизывать твою выбритую мошонку, не выдерживая собственных беспрестанных накатов сладчайшей истомы, томно выгибаясь и… тихо постанывая (или уже далеко не тихо). И в конечном счете действительно чуть не сойти с ума, неожиданно теряя эти упоительные, безумно возбуждающие осязания, под острой вспышкой ослепляющей боли, рванувшей мои волосы твоим кулаком вверх и в сторону.

Я лишь успела от удивления шире распахнуть глаза, изумленно охнуть, задохнуться, в конечном счете застыть и обомлеть напротив твоего тёмного лица, перед его совершенными лепными чертами, подчеркнутыми глубокими контрастными мазками теней и твоей живой тьмы… Перед самой тьмой и её головокружительной бездной, в недосягаемой глубине твоего пронизывающего взгляда.

– Не шевелись, не делай ничего… – ох, бл**ь… предупреждающим сиплым рычанием по моей сетчатке, тут же нагибаясь ещё ниже, всего в нескольких микронах от соприкосновения твоего и моего лица, уже практически ощущая тепло твоей кожи на своей, движение твоих губ на моих, опаливающего дыхания на моем ротике и внутри, на поверхности онемевшего языка. – Пока я не скажу и не прикажу. Раздвинь коленки… шире!