В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 2

И она продолжала резать меня изнутри непрекращающимися вспышками окончательного воскрешения, своего тотального возрождения… И впервые мне не было больно, впервые я хотела остаться в ней навсегда… в нашей Вселенной чистой боли и безвозвратного прошлого… распускающейся в наших венах и солнечных сплетениях невесомыми сетями липкой паутины, заполняя легкие токсичными парами сладко-горького галлюциногена с ароматом полыни…

Потеряться и раствориться навсегда в бесконечных порталах-лабиринтах твоего Черно-Красного Зазеркалья?.. Как бы я этого хотела! И именно тогда… или сейчас? Когда твои руки с такой заботой подняли меня с колен, уложили на диван, головой на твои бедра. Когда ты обтер теплым влажным полотенцем мою грудь, шею, лицо… Напоил вином, чтобы окончательно сжечь остатки моего тлеющего разума в этом терпком кисловатом нектаре цвета переспевшей вишни и рубинового граната. И впервые оно не казалось мне отвратительной на вкус кислятиной. Мне очень хотелось пить, наверное поэтому я готова была выпить и съесть из твоих рук всё, что ты мне тогда давал. И, да, ты меня действительно чем-то кормил, теми закусками, которые, как мне казалось вначале, не смогли бы полезть в мой желудок ни под каким соусом и насильственным принуждением, и которые теперь растворялись на моем языке неописуемыми вкусовыми эфирами никогда ранее не касавшихся моих рецепторов во всех моих предыдущих жизнях. И я нисколько не сопротивлялась и не пыталась сделать всё сама, похоже, я и не хотела этого, или, скорее, не понимала, что хочу ещё. Есть и пить? Нет, есть и пить из твоих рук, впитывая движения твоих пальцев своими дрожащими губками и языком. Почему мы раньше этого не делали, тогда, десять лет назад? Почему ты не делал этого, когда так любил?..

Я не помню, как она окончательно меня поглотила в себя, как накрыла мои глаза плотной тугой повязкой твоей сладкой тьмы. Может я и не заснула, но, кажется, отключилась моментально, и может от того, что не хотела слышать, что ты мог мне тогда сказать. Нет, только не сейчас, не в этом беззвучном вакууме блаженной эйфории… пусть она продлиться целую вечность и пусть я в этот раз больше не воскресну! Пожалуйста! Ты ведь можешь это сделать? Я знаю… можешь и всегда мог… и только ты один!..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Пусть проблеск жизни лишь пульсацией во тьме

И стоном боли о себе напомнил…

Пусть все сгорит! Ведь ты жива во мне!!

И вновь надеждой каждый шаг наполнен!

В пыль превращу все мертвые планеты!

Пусть канут в бездну прошлого мечты!

У звезд лишь одного прошу ответа!

Что мне отдать, чтобы вернулась ты?..

©Вейланси

"Ласточка?.. Почему именно ласточка?.." – подушечка большого пальца медленно очерчивает контур небольшой татуировки на внутренней стороне запястья, распуская по коже разряды сладких томных искр. Мне не хочется отвечать, но уголки губ задевает легкая улыбка, а по телу разливаются новые приливы блаженной неги… Когда мне еще было так хорошо в последний раз?

"Не знаю… может от того, что они не живут в клетках, никогда не садятся на землю (иначе не смогут взлететь), и им нужно большое пространство для полетов, хотя бы комната или вольер." – "Значит, они могут жить в неволе?" – "Не совсем, хотя привыкнуть к человеку и его жилью могут, летать возле его дома и снова возвращаться… садиться на его плечо и пальцы…" – "Быть прирученными и одновременно не стесненными в свободе? Довольно занятный вид взаимодействия." – "Разве с кошками не так?" – "Кошки вообще своенравные существа и практически не поддаются дрессировке, хотя бывают не менее преданными и привязанными, чем собаки." – "Потому что они не воспринимают человека своим хозяином, только как за члена своей семьи, старшего или младшего! Могут привыкнуть и к ошейнику, и к поводку, но в остальном ничего не меняется!"

Я не помню, было ли это частью моего сна, или мы на самом деле говорили об этом в клубе, в лимузине или уже в моем номере, но мне все это казалось почему-то таким ирреальным, хотя и самым осязаем и эмоциональным, настолько глубоким, какими только могут быть испытанные чувства и переживания во сне, оставляющие свой неизгладимый отпечаток даже после пробуждения и захватывая по ходу весь последующий день. А твои прикосновения, твой тяжелый прямой взгляд из-под прикрытых "сонных" век, твои ладони, пальцы, их невесомые прикосновения на моем лице, их фантомные тлеющие отпечатки в горящей пульсации на моих опухших губках?.. Это не могло мне присниться, как и ощущение сладкой эйфории с упоительным умиротворением.

"Поэтому ты ни к кому надолго все эти годы и не привязывалась? Потому что не испытывала ко всем этим неудачникам сближающей связи? Или просто ничего к ним не испытывала?.."