В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

Наверное каким-то шестым чувством или подсознательным инстинктом я слишком хорошо понимала, что не стоит испытывать судьбу и особенно сейчас. Ты мог отобрать свою господскую милость с той же легкостью и быстротой, с какой отдавал мне её все эти недели. Тебе даже не надо было зачитывать мне очередной свод правил Протокола касательно моего поведения в доме при твоём отсутствии. Они и без того были слишком банальными и мало чем отличались от общеизвестных правил этического поведения в том же обществе. Проще говоря – не гадь там, где спишь и ешь, Эллис! И не вздумай кусать руку, которая тебя кормит (буквально!), одевает (тоже буквально!), гладит, ласкает и временами даже позволяет прикасаться к себе. Тебе ведь никто до этого не говорил, что твоё положение в этом месте вдруг резко изменилось. Всё осталось, как и прежде, разве что с небольшими изменениями по уходу за тобой на весь ближайший месяц.

Само собой я держалась всё это время, как умела и могла. Я очень и даже слишком сдерживалась от сводящих меня с ума соблазнов пуститься во все тяжкие, например, устроить в какой-нибудь из подобных дней глобальную экскурсию по квартире с тщательным обследованием каждого уголка в каждой встречной и открытой комнате. Но, видимо, я так же прекрасно осознавала, во что мне вообще могло это вылиться, даже если часть помещений будет закрыта на ключ и всё моё путешествие ограничится парочкой гостиных, каким-нибудь чуланом с хозяйственным инвентарем и возможно кухней с зоной для прислуги. И то что ты отсутствовал здесь в определенные часы рабочих дней вовсе не значило, что ты не мог следить за мной даже из совершенно другой точки земного шара каким-то иным способом, а уж в последнем (акцентируя внимание на всех твоих финансовых возможностях и способностях) я нисколько тогда не сомневалась.

Так что лучше было перетерпеть первые недели в роли послушной пай-девочки твои изначальные проверки и наблюдение со стороны, чтобы в конечном счёте рано или поздно получить свой по праву заслуженный приз прямо из рук своего любимого тюремного надзирателя. Как видишь, ни один из твоих уроков не прошёл для меня в пустую. Я тоже многому научилась и только лишь благодаря тебе. Нечеловеческому терпению, ожиданию… боли.

Да и как я могла жаловаться после всего, что ты делал для меня все эти дни? Помогал принимать душ по утрам (практически делая всё своими руками от и до), кормил завтраком, следил за приёмом лекарств, обязательно приходил в полдень, чтобы покормить обедом и само собой возвращался вечером к ужину и к моему купанию перед сном. Я никогда не засыпала одна (впрочем, как и не просыпалась одна). Ты сам укладывал меня в постель и сидел рядом до тех пор, пока меня не накрывало глубоким сном и когда-то таким забытым умиротворением сладкого покоя. Я вполне бы могла считать себя в эти часы и столь драгоценные для меня минуты твоей желанной близости самой счастливой женщиной на земле – самой счастливой Эллис Льюис, которая уже никогда такой не будет ни с кем другим без тебя… и с тобой.

Но в том-то и дело, что всего этого было мало даже для меня (или особенно для меня!). И в какие-то моменты просто до ничтожности мало.

Сколько бы завышенного внимания и чрезмерной заботы я бы не получала от тебя сейчас, без ощущения и полного осмысления, что ты вернулся и стал моим Дэнни во всех смыслах данного понятия – остальное выглядело искусственной бутафорией и воспринималось не иначе, как само собой разумеющейся атрибутикой наших неполноценных отношений. Ты оставался закрытым, наглухо зашитым в своей титановой броне и внутреннем экзоскелете, которые, похоже, попросту окаменели за долгие годы твоего прозябания в своей изъедающей ненависти и ядовитой тьме до необратимого состояния чёрного гранита. Даже если улыбался мне, как сейчас, или ревностно прижимал к своей груди и плечу – когда у меня начинались ночные приступы моих первых провалов в ожившие кошмары полубредовых снов-галлюцинаций – даже тогда я не ощущала тебя хотя бы на десять процентов. Только цеплялась пальцами за этот грубый камень, оцарапываясь каждый раз о его грубые шрамы и твёрдые рубцы едва не до крови. Господи, я же понятия не имела, как вообще можно было найти на нём то самое место, где якобы проходила связывающая нас нить. Да и кто сказал, что она вообще была? Вдруг она мне просто привиделась или я придумала её для самоутешения? Чтобы мне жилось чуть легче и "спокойнее", чтобы было проще принимать тебя таким!