В любви и боли. Противостояние. Том второй

Но ты уже ни о чем не думаешь, вернее, совершенно не соображаешь. Под его ладонями такое в принципе невозможно. Только терять рассудок и умирать, мгновенье за мгновением, касание за касанием, с каждой лаской и очередным проникновенным словом. Слышать его голос… снова, спустя столько времени… понимать, как тебе его не доставало не только последние годы, но и последние пять дней. Казалось, не важно, что он говорил и с какой тональностью, главное, лишь чувствовать, как его звучная вибрация просачивается в тебя, усиливая эффект прикосновений в десятки раз. Особенно, когда его губы практически скользили по твоему лицу, раздражая чувственную поверхность твоих собственных дрожащих губок дразнящим дыханием. А ты еще больше сходила с ума, ощущая невесомый шелк его сорочки и скрытый под ней жар нависшего над тобою тела (или самой ожившей тьмы) на своей груди, воспаленных сосках и животе. Пусть и недолго, всего несколько мгновений, но этого было достаточно, чтобы сжечь на хрен оставшуюся часть абсолютно не соображающего разума и растворяющуюся в его руках сущность Эллис Льюис.

"Перестань так напрягаться. Расслабь ноги и не вздумай сопротивляться…" — он должно быть шутит. Когда ты ему сопротивлялась? И уж тем более сейчас, когда его руки сместились на твои сомкнутые бедра, обхватив дрожащую плоть гибкими пальцами и частично проникнув в стык в нескольких микронах от промежности. Это не было насильственным давлением, но ты прекрасно понимала, что он не побрезгует его применить, как и оставить на твоей нежной коже несколько вызывающих гематом.

Дрожь или озноб усиливаются вместе с напряжением мышц. Может ты и хотела бы расслабиться, но не могла. Стоило лишь попытаться попробовать, как у тебя тут же начинали трястись коленки, охватывая нервной лихорадкой всю длину обеих ножек. Но его ладони творили во истину чудодейственные вещи, или скорее так и было. Ты же забыла, на что он был способен и во что ты превращалась в его руках — в горячий, податливый, мягкий воск. И ему не стоило никаких усилий раздвинуть твои бедра, раскрыть твою изнывающую от похотливого вожделения киску под щадящую прохладу окружающего воздуха. Ты и сама не ожидала насколько ощутимым и возбуждающим окажется этот момент, как заноет твоя вагина под "дуновением" ментолового потока на влажные складки вульвы и пульсирующий клитор, вырывая из твоего горлышка очередной несдержанный всхлип. Будто кто-то уже целовал тебя туда, расписывая по сверхчувствительным зонам невидимым холодным языком, пытаясь проникнуть в тугие створки вагинальной щелочки и заставляя спускать на него более обильной смазкой.

Но в том-то и дело, Он ничего подобного с тобою не делал, всего лишь придерживал твою ногу, когда приподнимал ступней над краем столешницы, чтобы потом опустить на теплый паркет пола и… пристегнуть к кожаному манжету на щиколотке карабин фиксирующего ремня к низкой ножке столика. Новый приступ удушающей (но не менее возбуждающей) паники последовал незамедлительно, сразу же за вторым щелчком второго карабина. Вот теперь ты снова была полностью лишена способности двигаться и проявлять хоть какое-то подобие к сопротивлению (можно подумать, ты когда-то и вправду хотела этого или могла).

Распятая или растянутая на "дыбе" в самой откровенной и беззащитной позе. Эксклюзивная игрушка, безвольная кукла и персональная сучка-шлюха в камере пыток своего любимого палача. От страха обычно должно выносить за пределы любых чувств и желаний, а тебя еще глубже топит в собственной похоти и в бесконтрольной одержимости умереть в руках своего беспощадного убийцы — умереть в клетке его смертельных объятий, скончаться под ударами его члена и быть раздавленной в кровавую пыль под самым желанным прессом его тяжелого и до невозможности сильного тела.

Господи, неужели только сейчас, впервые за столько дней вынужденного ожидания ты чувствовала себя по стоящему живой и цельной? Тебя воскресило его безумие? Он наполнил тебя своим черным энергетиком чистого сумасшествия, своей близостью и скрытыми желаниями изощренного садиста, монстра, кружащего над своей поверженной добычей зверя? Ты же не могла за столь короткое время окончательно лишиться себя. Как ему это удалось? Что он с тобой сделал за этот месяц (месяц? Эллис, бери более высокую шкалу — за годы)? Ты должна была его сейчас ненавидеть всеми фибрами души, кричать, визжать, биться в истерике, а не сходить с ума от желания под его пальцами, накрывших твою горячую истекающую порочным грехом киску теплым живым бархатом.

В этот раз из твоего горлышка вырвалось немощное скуление, а тело выдало неожиданную конвульсию, толкая на его ладонь и пытаясь зажать его кисть в тисках дрожащих бедер.