В любви и боли. Противостояние. Том второй

Господи, он не отпускал тебя ни на секунду, держал так крепко, как это никому не удавалось даже физически и в реале. Слишком крепко и запредельно глубоко, управляя твоими чувствами и желаниями ленивыми манипуляциями скучающего кукловода. Даже если бы в эти самые секунды за окнами и стенами этого здания рушился и взлетал на воздух весь реальный мир, тебя бы это волновало в тысячи раз меньше, чем одержимая мания почувствовать прикосновение его пальцев на своих шейных позвонках.

Хотела бы ты сбежать из-под этой ладони еще и прямо сейчас?..

— …А разве Алисия не способна ответить на мой вопрос самостоятельно? Или боишься, что она скажет что-то противоречащее твоим заверениям?

— Думаю, обсуждение гипотетических вариантов того или иного развития событий слишком растяжимо и не имеет каких-либо конкретных причин разглядывать их под микроскопом, как и гадать на них, как по волнам на воде. — нет, сердце вовсе не сбавило своего бешеного ритма, а дыхание все так же подрезало его мощными ударами. Но твой голосок все равно прозвучал на удивление ровно и достаточно громко, чтобы перетянуть всеобщее внимание на себя. Хотя ты с трудом верила, что он принадлежал именно тебе, как и высказанные вслух слишком уж идеально сформулированные фразы.

И ты действительно не хотела обсуждать подобные темы с кем-то, чей законный муж являлся близким другом Дэниэла Мэндэлла-младшего и просто не мог не знать, каким образом тому удалось переманить Алисию Людвидж в Глобал-Вижн. Ты не удивишься, если Он частенько советовался по данным вопросам именно с Алексом Рейнольдзом. Так что поднимать сейчас за этим столом подобные вещи к всеобщему рассмотрению — довольно пафосно и неуместно. И в них нет ничего смешного.

— Я сейчас там, где я есть, по воле случая или же по воле чьих-то более конкретных желаний. Думать о том, что было бы, не соверши я то-то или то-то слишком поздно и глупо. И, да, здесь я отчасти благодаря лишь своим когда-то принятым решениям. Так что… скорей всего я там, где и должна быть и менять что-то ради чего-то более мне неизвестного и практически эфемерного было бы попросту нелепо и необоснованно. — (потому что любая попытка будет стоить тебе куда большего, чем порки за недозволительное поведение на глазах у чужих людей. И ты не сумеешь сейчас не то что совершить какого-либо шага без его на то ведома, ты и лишнего вздоха не сделаешь без его разрешения)

— Более идеального ответа и представить себе сложно. Алисия, вы на удивление весьма подкованный дипломат. Я сражен на повал, хотя меня сложно чем-то задеть и уж тем более удивить. До сего дня я бы в жизни никогда не поверил, что с фотографами говорить не менее интересно, чем рассматривать их работы.

А вот это явно было за пределами чего-то конкретного и четко обозначенного. Говорил ли Алекс эти вещи вполне серьезно, а не преследовал все ту же цель — поддеть свою неугомонную супругу очередной подколкой? И разве можно это определить по глазам, которые не подпускали за свои опасные для жизни лезвия платиновых катан?

— Вы сегодня явно все сговорились против меня, — Дэниз вспыхнула как раз после обманного маневра супруга с его изощренным ударом по самому больному месту — женскому самолюбию. — Вообще-то, это я главная на этом обеде, это мой праздник, и я тут единственная беременная с полным набором прав капризничать, рыдать и устраивать беспричинные истерики. Или вы хотите, чтобы я заистерила на всех законных основаниях благодаря всем вашим совместным стараниям?

— Ну, дорогая, что за глупости ты говоришь? Мы все тебя очень и очень любим, просто ты все сейчас слишком глубоко и всерьез воспринимаешь на свой личный счет.

Рейнальдзу даже пришлось в качестве поощрительного утешения приобнять жену за плечи и прижаться улыбающимися губами к ее виску намеренно затянувшимся поцелуем от любящего мужа. И опять столь чувственное и интимное действие этой прекрасной пары резанул тебя прямо по открытой и незаживающей уже сколько дней ране.

Не смотря на свои тематические запреты и правила установленного им Протокола, Алекс совершенно не стеснялся и не ограничивал своих щедрых прикосновений, объятий и тем более публичного проявления чувств к любимой женщине (по ходу еще и беременной его ребенком). Дэниз получала свою внушительную порцию нежности и ласки от желанного для нее человека, а вот ты… На ее фоне ты ощущала себя не то что обделенной, тебя намеренно лишали подобных поощрений и били этим куда болезненней, чем той же плетью или ножевыми порезами. И особенно сейчас, когда ему не стоило никаких усилий коснуться тебя пальцами, а не сводить с ума их близостью и осязаемым движением за твоей шеей.