В любви, как на войне

Однако его руки обнимали меня за талию. Покажите мне мужчину, который оттолкнет меня, если я так близко. При условии, конечно, что он правильной ориентации.

На мне были только тонкие прозрачные колготки и короткий свитер.

– У тебя хорошие ноги, – сказал Олег.

– Хорошие? Только-то? Это оскорбление. У меня лучшие ноги на свете. Безупречные во всех отношениях.

Он смеялся, глядя мне в глаза. Я его развлекала. Тем лучше. Если женщина заставляет мужчину смеяться, значит, он никогда не сможет забыть ее. Это как наркотик. Рассмешите мужчину, и вы останетесь в его сердце. Как кусочек радуги.

Мы тихонько целовались. Потом легли на кровать. Я чувствовала на себе приятную тяжесть его большого тела. Сказать вам правду? Я изнемогала. Так сильно я его хотела. Необъяснимо. Природа, черт бы ее побрал!

Я знаю его очень давно, и он не в моем вкусе. И все же…Что со мной происходит?

Влюбляться я разучилась. Никому не позволю трогать мое сердце, слишком больно потом. Но с этого момента он не "брат мне и не товарищ. Он мужчина. И за это мне придется платить. Еще не знаю как…

Знают ли вообще мужчины, что значит быть Женщиной? И чем за это расплачиваешься?

– Ты думаешь, ты меня уже получила? Что все Будет по-твоему? – тихо спросил он.

– Да, я так думаю. Пожалуйста. Возьми меня.

Я льнула к нему с бесстыдной откровенностью. Он нежно поцеловал уголки моих губ.

– Нет, – сказал он и засмеялся. – Вставай, пойдем ужинать.

Я не возражала. И не спорила. Какой смысл спорить в таких делах? Когда-нибудь, когда придет наш час…

Мы сидели в кафе, смирные, приличные, ели домашний борщ с густой сметаной и лавашем и пельмени. Потом курили и пили коньяк.

– Думаешь, он в самом деле возьмет проститутку? – спросила я Олега.

– Может.

– Мы должны его найти. Вдруг с ним что-нибудь случится?

– Ничего с ним не случится. Расслабься. Лучше скажи, что ты собираешься сейчас делать?

– Лягу спать, – лицемерным голосом ответила я.

– А я пойду работать.

На том и расстались. Я пришла в номер, достала косметичку, наложила густые коричневые тени наверхние веки, сильно подвела черным карандашом нижние веки, подправила красную помаду на губах и выкрасила красными перышками волосы. Скучно мне, скучно! Не буду я сидеть в номере, вся из себя такая прекрасная. Меня на подвиги потянуло со страшной силой.

Я открыла дверь и прямо на пороге столкнулась с Олегом.

– Ты куда собралась? – подозрительно спросил он.

– Не спится, – пожаловалась я. – Вот решила спуститься в бар и немножко выпить.

– Ага, на блядки собралась, – сделал он безошибочный вывод. – Мечтаешь снять какого-нибудь знойного кавказца.

– Глупости. Просто хочу выпить перед сном, ты зачем ко мне шел?

– А я просто хотел с тобой сигаретку выкурить.

– Да ну?

Мы оба рассмеялись.

– Ладно, пусти меня, – попросила я. – Хлопну стаканчик и вернусь.

– Потом расскажешь, каково это было.

Я спустилась в бар, который поздно вечером превратился в зловещее местечко, где меня в упор рассматривали какие-то типы с каменными физиономиями. Женщин почти не было. Только в углу, рядом с пожилым кавказцем сидела девица блядского вида в короткой кожаной юбке. Кавказец говорил ей:

– Открой, моя птичка, ротик.

Девица послушно открывала рот, и он лил ей прямо в глотку чистую водку. Я думала: "Во дает! Даже не поперхнется!" Это было похоже на то, как собаке дают лекарство, открывая ей пасть.

Я сидела у стойки бара в обществе стакана с коньяком. Публика мне определенно не нравилась. Я решила расплатиться и уйти. Но как только я положила деньги на стойку, осетин, сидевший неподалеку, сказал:

– Уберите деньги! Я плачу.

– Вот еще! – возмутилась я. – Не нужны мне ваши деньги.

Из угла опять послышалось: "Открой ротик, мой Птенчик!" ~~ Обидеть хочешь? – с угрозой спросил осетин. – Оскорбить? Унизить?

– О господи! Нет, конечно! – ответила я. И деньги на всякий случай убрала.

– Дайте ей еще стакан коньяка, только полный, – сказал осетин девушке-барменше.

– Спасибо, я не пью, – не очень логично сказа-' лая.

– Ну, за здоровье-то можно, – укоризненно заметил осетин.

Мы чокнулись и выпили. К осетину подошел его не менее пьяный товарищ. "Надо сваливать", – мелькнула здравая мысль.

– Ну, спасибо вам, ребята, – весело сказала я, – но мне надо идти. А то муж будет сердиться. Я у него только на минуточку отпросилась.

При слове "муж" осетины приуныли. По-видимому, брак для них был священным институтом.

– Долейте мне еще коньяку, – попросила я барменшу. – Ребята заплатят. И нарежьте лимон на блюдечко. Я все возьму с собой в номер, а посуду утром верну.

Я простилась с грустными осетинами и ушла, прихватив с собой коньяк и лимон. В простуженном, холодном номере села на кровать с ногами, закурила и подумала:

"Кажется, я собираюсь упиться до бесчувствия второй раз за день. Это уже неприлично".

"Ну, за хороший день!" – вслух сказала я самой себе, выпила полный стакан коньяка, закусила лимоном, выкурила сигарету и легла спать. Часы показывали полночь.