В любви, как на войне

Несколько секунд я с трудом вырабатывала склеивала, сшивала свою улыбку, но она получилась жалкой и кривой. "Что ты здесь делаешь?" – задала я Кристофу вопрос, пригодный на все случаи жизни. "Жду тебя уже два часа", – просто ответил он. Все трое мы были похожи сейчас на персонажей дрянной комедии, и я засмеялась сухим, нервным, дрожащим смехом, от которого, верно, бьется тонкое стекло.

"Я, пожалуй, пойду, – сказал Тони. – Спокойной ночи". Я посмотрела на его холодное, отчужденное лицо, и сердце у меня сжалось от непонятной боли.

Мы остались с Кристофом вдвоем. Он приблизился ко мне, и я содрогнулась. На его бледном лице с такой исступленной страстью горели расширившиеся злые глаза, что я ни секунды не сомневалась – он может избить меня или изнасиловать прямо здесь и сейчас. "Сука!" – сказал он, вложив в это слово все, что мог.

Дальше было хуже. Он хлестал меня словами, как пощечинами, начисто потеряв свой любезный тон и условную вежливость типичного западного мужчины.

– Что ты делаешь со своей жизнью, дурочка! – говорил он тихо и зло. (Лучше бы кричал.) – Это дерьмо, а не жизнь, и ты знаешь это. Ты швыряешься мужчинами, как непослушный ребенок игрушками. А я ведь мог бы полюбить тебя. Я молод, одинок, умен, обеспечен и знаю много чего о сексе. Чего же тебе еще?

В нем зрел и всходил, как на дрожжах, извечный Ч Длиннее ноги тем легче жизнь.

Лучшее место для мужчины ¦ на груди Д. Асламовой.

С таким лицом я пыталась стать депутатом Государственной Думы.

Голая правда

Даши

Асламовой. рналисти писатель, кандидата упутать Я сделаю Думу при |u"m. Я не да гнев самца, озадаченного прихотями женского вкуса. Он грубо схватил меня за руку.

– Ты гоняешься за деньгами? Но я никогда не платил женщинам за любовь!

– На что ты намекаешь? – я наконец обрела дар речи. – На то, что мне платят за секс? Убирайся!

– Ты сейчас пойдешь со мной в мою комнату! Немедленно!

– Нет! Я не люблю, когда у меня два мужчины за ночь. Я еще не приняла ванну, и на мне чужой запах.

Я улыбалась ему прямо в лицо. Он прижал меня к себе с такой яростью, что сделал мне больно. При этом он издавал нечто вроде рычания, – наверное, так рычат орангутанги, когда у них силой отбирают кокосовый орех.

– Ты обещала быть со мной сегодня, и ты будешь!

– Это правда. Я обещала и выполню свое обещание.

– Когда?

– Завтра. В полночь.

Я почувствовала, как ехидные незримые маленькие дьяволята захихикали вокруг нас.

– Поклянись!

– Черт с тобой! Клянусь!

– Я тебе не верю. Либо ты пойдешь со мной сейчас, либо мы больше никогда не увидимся.

– Нет.

– Прощай и будь проклята, – торжественно объявил он.

– Да пошел ты!

Он отпустил меня, и я перевела дух. Войдя в Свою комнату, я бросилась к телефону и набрала номер Тони. Включился автоответчик. "Тони, миленький! – заголосила я после сигнала. – Возьми трубку, умоляю тебя. Мне надо с тобой поговорить". Но Тони не отозвался. Мне почудилось, что я вижу перед собой его полное укоризны лицо. Мое сердце опьянело от внезапной влюбленности. Я должна его увидеть и вымолить прощение!

Я выбежала из комнаты и бросилась к лифту. Меня всю колотило. Господи! Только бы он открыл мне дверь! "Распутная кукла, продажная девка, последняя тварь! Вот ты кто! Ничего святого!" – твердила я себе и так сжимала кулаки, что острые ногти впивались в ладони.

И Тони открыл дверь на мой отчаянный стук. Когда я увидела его, неожиданно домашнего, в белом гостиничном халате, я упала к нему на грудь и заплакала от облегчения. Он некоторое время молча гладил меня по голове, а потом задал самый верный вопрос:

– Выпить хочешь?

– Виски, если есть.

Тони терпеливо ждал, когда я прикончу порционную бутылочку виски из мини-бара, чтобы задать второй вопрос:

– Это тот парень, с которым ты лежала у лифтов?

– Угу, – я кивнула головой.

– Я себя чувствовал, как будто меня вымазали дерьмом с ног до головы.

Виски развязывает язык лучше всякого детектора лжи, и я неожиданно начала говорить – горячо и несвязно, всхлипывая, словно обиженный ребенок, Я открыла ему секрет, что когда-то у меня было сокровище – мое собственное сердце и как я дурно обошлась с ним, как я обманывала и как обманывали меня, как мне ужасно хочется любить, но не хватает мужества, как в момент страсти я совершенно забываюсь, а потом краснею от этого, и как я избавилась от своего брака, будто стоматолог от сгнившего зуба, и никак не могу заполнить эту пустоту хотя бы временной пломбой, и что прошлое – ложь, и для любви нет дороги обратно. Я говорила до пяти часов утра, а он слушал. Мы оба падали от усталости, и я все время спрашивала: "Ты меня понимаешь? Ты не осуждаешь мои поступки?" – "Иногда они для меня странные и дикие, – отвечал он.

– Но тебе надо выговориться сегодня. И я здесь, чтобы слушать тебя. Говори".