В любви все возрасты проворны (СИ)

— Что, затащить мою подругу в постель? Я даже не сомневаюсь. Но, как вижу, она-то особо не сопротивлялась.

— Гарри… — глубоко прорычал ему Сириус и инстинктивно подтолкнул свою девушку рукой за спину, будто защищал её от нападения. — Не втягивай в это Гермиону, прошу. Злись на меня, вини меня, но не её. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но…

Гарри шумно фыркнул:

— Не думаю, что Альфард тоже зажимались с твоей лучшей подругой у тебя за спиной.

— Говорю тебе, это не какая-то интрижка, — сдержанно возразил Блэк. — Мы вместе уже несколько мес…

— Мне всё равно. — Гарри выразительно отвернулся в сторону.

— Мы любим друг друга уже давн…

— Замолчи.

— И мы очень любим теб…

— Хватит! Заткнись! — рявкнул Поттер, ведь именно сейчас любые слова о любви ранили его как никогда остро. Глаза Сириуса вспыхнули яростью, и только хватка Гермионы на его рукаве сдерживала в нём разбушевавшиеся эмоции.

— Гарри, полегче, — придержала парня Джинни, обеспокоенная его грубостью.

— Мне некогда разбираться в вашей постельной жизни. Пошли отсюда, Джинни. Я не останусь в этом грёбаном притоне. — Поттер схватил свою девушку за руку и поволок к двери.

— Гарри, подожди! — окликнул его Сириус. Несколькими поспешными шагами он догнал крестника уже за порогом на ступеньках и поймал за плечо.

— Отвали! — раздражённо отмахнулся Гарри, толкнув Сириуса в грудь, но не рассчитал силы и отпихнул его на стоящую позади Гермиону.

Блэк устоял от толчка и успел удержать Гермиону за секунду до падения. Затем он молниеносно схватил парня за шкирки, чтобы усмирить. Девушки завизжали, вцепились ему в руки, чтобы отодрать от Гарри, но Сириус и не дрогнул, уставившись гневным взглядом в глаза крестника. Ему стоило огромных усилий, чтобы не устроить тому хорошую взбучку за его тон и за то, что он обидел Гермиону.

— Что ты делаешь, сынок? — предупредительно процедил Сириус сквозь зубы.

— Не смей! Не смей называть меня так! Видеть тебя не могу! Тебя и твою… — Поттер не нашёл сил договорить, а лицо его исказилось в таком неистовом омерзении, что Гермиона не выдержала и расплакалась. Он ударил Сириуса по рукам и, освободившись, отпрянул к Джинни. — Правду все говорят: ты зависим от своей тупой жажды утех и приключений, и тебе плевать на то, что ты тянешь за собой своих близких. Когда ты наконец угомонишься и повзрослеешь?

Три пары глаз уставились на Сириуса в неловком немом ожидании у порога Гриммо. Впервые его отчитал собственный крестник. И впервые за очень долгое время Сириусу Блэку стало стыдно.

Он безмолвно застыл. Его потерянный взгляд метался между его девушкой и крестником. Он смотрел на Гарри и снова видел Джеймса. В своём израненном жизнью воображении он почему-то представлял, что если сейчас не поступит правильно, то снова потеряет лучшего друга. А Гермиона... Он смотрел на неё и представлял, что если не поступит правильно, то потеряет её, а вместе с ней и весь свой мир.

Однако Сириус не знал, что нужно было сказать или что ему делать. Всё, о чём он сейчас думал, это то, как сильно он любил этого мальчика, которого держал когда-то в своих руках ещё маленьким и хрупким, поклявшись его родителям, что будет защищать, как своего. Поклялся себе, что никогда его не бросит и будет любить, как родного. Поклялся ему, что никогда не предаст его. А теперь Блэка настигло отвратительное чувство дежавю, будто они снова очутились в Визжащей хижине. Будто кто-то вырвал из его реальности все годы, которые он провёл, пытаясь выиграть доверие Гарри. Ведь они снова не слышали друг друга. И он винил в этом только себя.

И как же Сириус любил эту девочку, которая подарила ему совсем новую, невиданную ранее жизнь. Которая вселила в него эту самую жизнь, поделившись с ним частичкой своего чистого и незапятнанного сердца.

Вот только он — что он дал им взамен их доверия? Блэк обманул Гарри и подговорил Гермиону на свои игры. Он заманил её в далёкую глухомань и нарушил её тихую, размеренную жизнь. А теперь из порядочной девушки он превратил её в ту, кем был сам: безрассудную лгунью в погоне за удовольствием. Он прекрасно знал, что Гарри имел в виду, и презирал себя за свои ошибки. Но ещё больше он презирал себя за то, что отнимал у своих любимых друг друга. Он никогда не хотел разрушать то, что у них было задолго до него и что он сам потерял в их же возрасте.

Гермиона никогда раньше не видела Сириуса таким… беспомощным. Эти несколько секунд его молчания ощущались как целая вечность. Блэк не находил нужных слов как обычно, былая решимость ушла с его лица. И тогда Гермиона поняла, куда попали слова Гарри. Вот оно — слабое место Сириуса Блэка. Не его самолюбие, как считали многие, а два самых дорогих для него человека, которым он так боялся навредить и причинить боль.

— Теперь тебе нечего сказать? Я так и думал, — прыснул Гарри, словно яд, развернулся и решительно зашагал прочь.