В логове львов

Жан-Пьер встал на колени рядом с ним. Эллис явно испытывал сильную боль от пулевого ранения. Лежать ему приходилось на животе. Лицо выглядело измученным, и он крепко стиснул зубы. На бледной коже лба выступили капли холодного пота. Дыхание было хриплым и прерывистым.

– Кажется, тебе очень больно, не так ли? – спросил Жан-Пьер по-английски.

– Не то слово. Такая мука, мать твою… – выдавил Эллис сквозь сжатые зубы.

Жан-Пьер сдернул укрывавшую его простыню. Партизаны ножом срезали с него окровавленную одежду и наложили, как сумели, повязку на рану. Жан-Пьер избавился и от нее. Он сразу понял, что ранение вовсе не такое уж серьезное, просто Эллис потерял много крови, а пуля, застрявшая в мышце, причиняла адскую боль, но она не задела ни кость, ни одну из важных артерий. При других обстоятельствах выздоровление пришло бы очень скоро.

Но только не в этом случае, нет уж, напомнил себе Жан-Пьер. Эта рана легко затянуться не успеет.

– Для начала я введу тебе что-нибудь обезболивающее, – сказал он.

– Буду весьма признателен, – почти пылко отозвался Эллис.

Жан-Пьер оправил под ним одеяло. У Эллиса на спине бросался в глаза огромный шрам в форме креста. Интересно, откуда он взялся? – подумал врач с профессиональным любопытством.

Впрочем, он уже не сумеет этого выяснить, пришла другая мысль.

Он открыл саквояж. Сейчас я убью Эллиса. А ведь я еще никого не убивал даже случайно, внутренне усмехнулся он. Каково это быть убийцей? Люди совершают такие преступления каждый день по всему миру. Мужья расправляются с женами, женщины душат собственных детей, наемники устраняют политических деятелей, грабители вырезают целые семьи хозяев домов, а во время публичных казней происходит оправданное обществом убийство убийц. Он достал большой шприц и принялся наполнять его дигитоксином. Лекарство содержалось в крохотных ампулах, и ему пришлось опустошить четыре, чтобы сделать дозу смертельной.

Интересно, что он почувствует, наблюдая за смертью Эллиса? Первой реакцией на медикамент станет значительное учащение пульса. Эллис заметит это. Ему станет тревожно, подступит дурнота. А затем по мере того, как яд начнет воздействовать на механизм, регулирующий время работы сердца, он ощутит возникновение его дополнительных ударов – по одному слабому после каждого нормального. И тогда уже ему станет до ужаса плохо. Наконец сердцебиение сделается совершенно хаотичным. Правое и левое предсердия начнут биться независимо друг от друга, и Эллис умрет в агонии боли и страха. Что мне делать, подумал Жан-Пьер, когда он заорет от боли, умоляя меня, доктора, о помощи? Дам ли я ему понять, что желал его гибели? Догадается ли он о намеренном отравлении? Или я пущусь в утешения? Начну беседу с умирающим в свойственной мне блестящей и привычной манере? Постараюсь облегчить его страдания?

Просто расслабься, сказал он сам себе сразу же. Это станет обычным побочным эффектом применения сильного болеутоляющего средства. И все пройдет как по маслу.

Инъекция была подготовлена.

Я вполне способен справиться со своей задачей, понял Жан-Пьер. Я без труда убью его. Просто пока не знаю, что случится потом со мной самим.

Он обнажил предплечье Эллиса и в силу привычки почти автоматическим жестом смазал смоченным в спирте ватным тампоном.

В этот момент появился Масуд.

Жан-Пьер не слышал его шагов, и он словно вдруг возник ниоткуда, заставив врача чуть не подпрыгнуть от неожиданности. Масуд взял его за руку.

– Вижу, я немного напугал вас, мсье доктор, – сказал он и припал на колени у изголовья ложа Эллиса. – Я рассмотрел предложение американского правительства, – обратился он затем к Эллису по-французски.

Жан-Пьер тоже продолжал стоять на коленях, окаменев в одной позе и держа шприц в правой руке. Какое предложение? О чем, черт побери, идет речь? Масуд говорил свободно, считая Жан-Пьера просто одним из своих товарищей (кем он до сих пор мог в самом деле считаться), но вот Эллис… Эллис способен был пожелать приватной беседы с Масудом.

Эллис с огромным трудом сумел приподняться, опираясь на локоть. Жан-Пьер затаил дыхание. Но Эллис произнес только:

– Продолжайте.

Он слишком истощен, подумал Жан-Пьер, ему очень больно, чтобы задумываться о каких-либо мерах предосторожности, а кроме того, у него не больше оснований в чем-то подозревать французского врача, чем у самого Масуда.

– Предложение заманчивое, – сказал Масуд, – но мне пришлось поломать голову над тем, как выполнить свою часть соглашения.

Ну разумеется! – подумал Жан-Пьер. Американцы прислали сюда одного из главных агентов ЦРУ не просто для того, чтобы обучить группу партизан взрывать мосты и туннели. Эллис находится здесь для заключения жизненно важного договора!

Масуд продолжил:

– Необходимость осуществления плана обучения кадров из других регионов нужно толково разъяснить всем командирам. Это будет сложно. Они отнесутся ко всему с подозрительностью. Особенно если предложение прозвучит из моих уст. Мне думается, что преподнести план им должны вы сами, внушив, как много ваше правительство готово предоставить им в обмен на согласие.