Въ лто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ)

Москва — не самая широкая из рек, потому-то меньше десяти минут спустя я наблюдал проходящий отряд уже вблизи. Войском, а тем более армией я, успевший полтора десятилетия с гаком прослужить в Непобедимой и Легендарной, назвать это формирование не рискнул бы. Слишком уж всё выглядело… Кустарно, что ли? Даже в советской комедии «Иван Васильевич меняет профессию» стрельцы смотрелись единообразнее и дисциплинированнее. А сейчас мимо проходили, поворачивая зачем-то на Варварку, дядьки разной степени бородатости в суконных и сермяжных кафтанах разных оттенков серого колеру и различного покроя и серых же шапках, среди которых резко-редко мелькали зелёные и красные колпаки[5], в разнокалиберных сапогах, изгвазданных, несмотря на сухую погоду, московской грязью. Вооружены они также были однотипно, но разнообразно: у всех имелись топоры на длинных рукоятях, у большинства — здоровенные фитильные пищали с железными сошками-рогульками — всё кованое вручную мастерами разных способностей: на что-то и посмотреть приятно, а многое выглядело настолько убого, что без крайней надобности и в руки такую кривондюлину брать противно. Многие имели у поясов сабли различной кривизны, а некоторые счастливчики вооружились мушкетами с кремнёвыми замками. Пистолеты заметил только у нескольких конников, остальные же стрельцы-кавалеристы, к моему удивлению, имели при себе азиатского вида луки в специальных футлярах. Я читал когда-то, что такие «налучья» назывались саадаками, но думал, что их перестали использовать давным-давно[6].

За отрядом конных стрельцов двигалась группа конных — сразу видно: командиры! — в окружении нескольких «краснокафтанников». Похоже, один из них и есть царь. Ни разу в жизни не видал живых монархов кроме как по телевизору, а тут вот сподобился, когда умер и воскрес в теле подростка. Удивительно даже: вроде бы мне тот царь и даром не нужен, тем более что я сам большевик с 1943-го года, и в партию вступил ещё на фронте, младшим сержантом. Притом царь этот, как писали в учебниках, должно быть и не настоящий, а лже-Дмитрий. А всё-ж таки любопытно! Как-никак — историческая фигура, не каждому попы ежегодную анафему провозглашают. Вроде бы только ему, Степану Разину, Мазепе да Льву Толстому. Ну, Мазепа тот ещё «сам себе петлюра[7]», а насчёт Толстого и Разина я с церковниками резко не согласен. Про Толстого хорошо булгаковский Виктор Мышлаевский сказал: ««Войну и мир» читал… Вот, действительно, книга. До самого конца прочитал — и с удовольствием. А почему? Потому что писал не обормот какой-нибудь, а артиллерийский офицер[8]». Что до Степана Тимофеевича — так по семейному преданию один из моих предков в войске атамана то ли есаулом был, то ли ещё кем и очень Разина всем сердцем уважал до такой степени, что сыновей Тимофеем, Степаном да Фролом поназывал. С тех пор и пошли у нас в роду сплошь Степаны Тимофеевичи да Тимофеи Степановичи. Вот и я с уважением отношусь к тому, чьим именем родители нарекли.

В той своей жизни мне приходилось видеть репродукции с пары портретов Лжедмитрия, но на них он смотрел прямо на зрителя. Теперь же мне был виден только профиль единственного безбородого из троих всадников: высокий лоб, прямой нос, чуть выдающийся вперёд волевой подбородок… Заметных на одном из портретов бородавок не увидел: обе они на правой стороне лица, мы же со стрельцами стояли слева от колонны. Один из всадников придержал коня и скомандовал моим собеседникам:

— Воинов, Орлович[9]! Вборзе ступайте до своего десятка! Сеча предстоит, каждый верный дорог, а вы тут торчите! Никто же тот бомбард не скрадёт: не подымут! Ступайте живой ногою! — И поскакал догонять удалившегося царя.

Трифон с Иваном поспешно распрощались, причём приятель покойного отца Стёпки суетливо перекрестил меня и, вскинув на плечи пищали, полу-бегом-полушагом двинулись догонять однополчан. И я вновь остался сам по себе.

Замыкая колонну вслед за стрельцами бодро протопал отряд в три-четыре десятка безбородых и разномастно вооружённых вояк: кое-кто в доспехах, остальные частично в польской, частично в европейской одежде, с саблями и мечами и даже при нескольких алебардах. Сомневаюсь, что в обычное время эдакий «Иностранный легион» много навоюет, однако конкретно здесь и сейчас, во время погромов на национально-религиозной почве, оказавшиеся в Москве иноземцы хорошо мотивированы на самооборону. А поскольку нашлась реальная объединяющая сила в лице царя, то ничего удивительного, что они предпочли пойти в бой в его отряде, чем покорно ожидать толпы погромщиков каждый в одиночку. А гуртом, как говорит народная мудрость, и батьку бить легче, не то, что всяких уголовников и злых бояр.