Въ лто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ)

В конце концов, моему нынешнему телу нет и четверти века и есть шансы прожить минимум столько же, если не убьют или не подхвачу какую-нибудь смертельную заразу. А четверть века — это же целых пять пятилеток, помноженных на понимание необходимости «Большого рывка». Во времена, когда я ещё учился в школе, да и потом, в армии, уже после окончания войны, нас заставляли учить выступления большевистских вождей. С тех пор отложились в памяти слова Сталина, которые были им сказаны словно о нынешней ситуации на Руси: «Требуется наличие такой власти, которая имела бы желание и силу двинуть использование огромных природных богатств на пользу народа. … Отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… Ты отстал, ты слаб — значит ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться… Мы отстали от передовых стран на пятьдесят–сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». И ведь тогда — сумели «пробежать» эти десять лет и встретили большую войну уже подготовленными экономически. Нынешней Руси также предстоят и войны, и неурожаи — выпавший в мае снег явно это подтвердил, — и экономическое противостояние с Западом, Востоком и Югом, которое нельзя проиграть.

[1] Умнов снова ошибается: на Руси табак был известен с середины XVI века, однако легально курили его только иностранцы из Немецкой слободы, английских факторий в Архангельске и персидских купеческих дворов в Астрахани. Для русских же это считалось большим грехом и с табакокурением боролись в том числе и административными способами. В середине XVII века царь Алексей Михайлович даже издал указ, по которому курильщиков велено было «кнутьём бить, ноздри драть и в Сибирь отсылать на вечное поселение». И только Пётр I не только разрешил курить свободно — он обязал это делать все слои служилого населения от солдат и матросов до министров и ввёл монополию на продажу табака. Только, как часто происходило с нововведениями этого царя, пользы стране новина не принесла. Все деньги от монополии уходили английским кредиторам.

[2] Тоже исторический факт. Так что первый император на Руси — отнюдь не Пётр Великий. Впрочем, большинство иностранных государств императором ни «рекомого Димитрием», ни Петра Первого так и не признали до самой их смерти.

[3] Глашатаи, далёкие предки дикторов телевидения

[4] На самом деле эта территория была захвачена шведами позже — в 1611 году, но до Кандалакши они не добрались. Тем не менее тогда Россия лишилась крепостей: Корела, Ям, Ивангород, Орешек, Копорье и выхода к Балтийскому морю. Отбивать их пришлось уже в ходе Северной войны при Петре I. Новгород, Порхов, Старая Русса, Ладога и Гдов, также были захвачены шведами, но были возвращены ими по условиям Столбовского мира 1617 года. К слову, пригласил шведских интервентов на Русь тот самый боярский царь Василий Шуйский…

[5] Тоже факт: за попытку занятия хлебопашеством до конца XVII в. По решению Круга донского казака вполне могли «садить в куль да в воду». Предполагалось, что на возделываемые земли тут же придут московские дворяне-помещики. Жившие в своеобразном непризнанном протогосударстве донцы попадать под юрисдикцию Московского царства не желали, выступая в войнах на стороне России в качестве наёмников. И, к слову, юридически Войско Донское перешло под власть Российской империи только 13 июля 1737 года при Анне Иоанновне (тогда как запорожцы присягнули русскому царю в 1654-м по Переяславскому договору).

16

Степан

Забрали меня местные стражи порядка с собой. Но вопреки опасениям — а жизнь в девяностые годы двадцатого века приучила меня с опаской относиться к «сотрудникам органов» — отвели не «в отделение», а, после недолгих шараханий по территории Кремля, совмещённых с расспросами встреченных сослуживцев о том, не видел ли кто какого-то Зернина, — к большому оштукатуренному зданию с высоким каменным крыльцом.