Некий лесник проснулся в лесной сторожке, пришел после крепкого сна в себя, накинул полушубок, толкнул дверь. Но она не поддавалась. Оказывается, ночью ее завалило снегом. Лесник покряхтел, почухался и стал выбираться из сторожки через окно, потом откапывать вход… В общем, отрывок состоял из сплошных физических действий.
Гайдай помог мне срепетировать этюд, и скоро без всяких недоразумений я сдал его мастеру.
После первого полугодия студент Гайдай был отчислен за профнепригодность. И, как ни странно, причиной такого решения явилась его профессиональная подготовленность. «Гайдай — сложившийся актер, со своими взглядами и понятиями, со своими чисто актерскими штампами,— говорили педагоги.— А перевоспитывать в искусстве труднее, чем воспитывать заново».
Леня начал ходить по начальству: говорил с педагогами, с деканом, с директором института… Доказывал, писал заявления, чтобы ему предоставили дополнительную возможность проявить себя. И его настойчивость увенчалась успехом. Испытательный срок ему решили продлить.
Во втором полугодии наши занятия по режиссуре вопреки ожиданиям опять начались с писанины. Но на сей раз перед нами стояла несколько иная, более интересная задача — сочинить одноактные драматические сценки, которые впоследствии мы должны были поставить на площадке.
По мере готовности сценки выносились на курсовое обсуждение, на котором студенты учились анализировать произведения искусства и убедительно высказывать свое мнение.
Перед Гайдаем стояла трудная задача: надо было доказать свое право продолжать занятия.
Для постановки он готовил сценку «Ушканьи острова» — о рыбаках Байкала, борющихся за увеличение улова рыбы. Сейчас нетрудно представить, что можно было в то время выжать этой проблемы.
— Я знал, что на Байкале есть Ушканьи острова, вспоминал Гайдай.— Остальное домыслил.
К сожалению, подробности рыбацкого конфликта ни в его, ни в моей памяти не сохранились. Поэтому, чтобы дать представление о принципах работы над сценками и о их общей, характерной для того времени направленности, расскажу о своем опусе.
Я работал над сценой под названием «Спутники». В купе поезда где-то на глухом полустанке подсаживался колхозный старичок с запущенной лохматой бороденкой. Пассажиры купе, и в первую очередь интеллигент, начинали над ним подшучивать. Но старичок не давал себя в обиду. В интеллектуальном споре с попутчиками он походя расправлялся с кибернетикой и менделизмом, «сравнивающим человека с горохом», критиковал политику Тито, славил мудрость Мао Цзедуна, специфически применявшего марксизм к местным условиям, пел куплеты Герцога из «Риголетто» и арию Сусанина. Потом залезал на верхнюю полку и засыпал сном праведника…
Сегодня к написанному мной курсовому опусу нельзя относиться иначе как с иронией. Однако сцена была одобрена как студентами, так и педагогами и поставлена на площадке. Роль старика исполнял М. Калик.
Насколько могу помнить и судить, творения моих сокурсников были ненамного лучше. Из этого должно быть видно, какими требованиями и веяниями руководствовались студенты, и не только они, в своем творчестве.