– Что ты здесь делаешь! – крикнула я в ужасе, выронив пистолет. – Я чуть тебя не убила.
Его лицо было почти прозрачным, осунувшимся так, что кожа натянулась на скулах. Он бросился ко мне, упал на колени и проскользил-проехал по полу последние сантиметры между нами. Его руки касались меня сразу повсюду, и он целовал меня – в губы, в щеки, в лоб, куда только мог дотянуться, – а я выдыхала его запах, вцепившись в его промокшую насквозь футболку, неспособная поверить в тот простой факт, что он был здесь, живой и невредимый.
Когда Лиам задел мою ногу, я не смогла сдержать вырвавшийся из моего горла крик.
– Черт, черт, боже. Прости. – Парень пытался включить радиопередатчик, прикрепленный к его куртке. – Я нашел ее… папа, мне нужна твоя помощь!
Все произошло слишком быстро. У меня за спиной загрохотали шаги, и, когда Лиам поднял взгляд, мне показалось, будто его когда-то беспомощная ярость обрела материальную форму, отрастила зубы. Он потянулся к кобуре с пистолетом, висевшей на ноге, и меня пробрала дрожь: его лицо потемнело, черты заострились – я слишком много раз наблюдала такое же выражение у его брата. Я вцепилась в его руку, не давая ей выхватить оружие.
Не Лиам. Не сейчас. Никогда. Он не был убийцей. Если он потеряет себя хоть на мгновение, он уже никогда не будет прежним. Этот надлом уже не срастется правильно и всегда будет напоминать о себе.
Лиам пришел в себя, взгляд снова стал ясным, и он глубоко вздохнул. Повернувшись к бегущему к нам солдату СПП, парень вытянул руку и швырнул того прямо в стену. Это вырубит СППшника надолго.
Лиам прерывисто выдохнул и снова посмотрел на меня. Мягко, заботливо – прежний Лиам сменил Лиама-воина. Осмотрев порезы на моих руках, он выругался. Мое тело сотрясалось от боли. Но парень, должно быть, решил, это от холода, потому что тут же сорвал с себя куртку и набросил на меня, застегнув ее до самого горла, чтобы сохранить тепло. Я стиснула зубы, чтобы сдержать всхлип, который рвался из груди.
– Почему это должна была быть ты? – спросил он. – Почему это должна была быть
– Прости, – прошептала я. Я просила у него прощения за Коула, за то, что заставила его прийти сюда, за все – если темнота вернется и я уже не смогу это сказать. – Прости, я люблю тебя, я так тебя люблю…
Лиам поцеловал меня снова.
– Теперь мы можем убраться отсюда к черту?
На верхних ступеньках лестницы показалась еще одна темная фигура – этот человек тяжело дышал. Я стала шарить по полу в поисках пистолета, но Лиам схватил меня за руку.
– Сюда…
Блеснула темная кожа, потом я увидела симпатичное взволнованное лицо, и мужчина бросился к нам.
– Она в порядке?
– Не… не вполне, – проговорил Лиам, отодвинувшись, чтобы дать отчиму осмотреть мою ногу, а сам повернулся ко мне: – Но с тобой все будет
– Ох, дорогуша. – И Гарри опустился на корточки. – Мы сейчас вытащим тебя отсюда, да?
– Я должна выйти отсюда сама… я должна выйти отсюда, – сказала я ему. Боль затуманивала мое сознание. – Я должна выйти отсюда. На своих ногах.
Гарри с Лиамом обменялись напряженными взглядами.
– Нам нужно чем-то ее перевязать, – начал Лиам, осматриваясь вокруг.
– На это нет времени, – покачал головой Гарри. – На точке есть врачи.
– Я должна выйти отсюда. – Мне было плевать, что в их глазах это выглядело полным безумием. Они должны были понять. Коул поймет… понял бы. Теперь Коул существовал только в прошедшем времени. Я зажмурилась.
Когда я снова открыла глаза, Гарри говорил в передатчик, прикрепленный к его левой руке.
– Это Стюарт. Она с нами. Направляемся к выходу. Расчетное время прибытия – три минуты.
Сквозь треск помех послышался какой-то ответ.
– Ладно, милая, помогу тебе встать, – сказал Лиам, поднимаясь. – Обхвати меня за плечи, верно, вот так.
Верные своему слову, они подхватили меня и удерживали так, чтобы я могла опираться на здоровую ногу.
Как мы дошли до конца коридора, я даже не помнила – память сохранила только вспышки боли, которые я ощущала каждый раз, когда перемещала правую ногу вперед. Студеный воздух, обжегший мою кожу, когда мы вышли в ночь, первые капли дождя. Я почувствовала запах дыма. Густое облако смога висело в воздухе.
Впереди виднелась сине-зеленая река детей, выходивших через главные ворота лагеря. Они шли быстро – их подгоняли фигуры в черном, у которых на рукавах резко выделялись белые повязки. Я почувствовала гордость за то, как они спокойны, несмотря на ужас и потрясение, как они подчиняются командам. По крайней мере, этому Термонд их научил.
– Красные… – попыталась выговорить я. Я увидела теплые отсветы в дальнем конце лагеря – там горела фабрика.
– Обезврежены, – ответил Гарри, мягко пожав мою руку, которой я обхватывала его за шею. – Та еще заварушка вышла.
– Раненые?
– Все в порядке, – заверил он.
Гарри резко свистнул, и ближайшая фигура в черном сразу повернулась к нам, а потом побежала. Она двигалась с каким-то природным изяществом, помогая себе согнутыми в локтях руками, разбрызгивая грязь во все стороны, когда попадала в лужи или на мокрую чавкающую землю.