В львиной шкуре 5

Что же касается сбежавших княгинь, то их путь лежал в сторону Орды. Уплывали они туда на одной из купеческих лодий, что во множестве стекались в Москву по осени. Здесь купцы организовывались в товарищества и длинными речными караванами продолжали свой путь дальше. Сначала по Москве-реке. Недалеко от Коломны караваны «перехватывала» Ока и неслась с ними до могучей Волги. Волга же приводила торговые суда к их конечной цели — Хаджи-Тархан (Астрахань), где с начала октября открывалась большая ярмарка. Только людям князя Лукомского, которые сопровождали беглянок и их сыновей, требовалось покинуть судно чуть раньше, в местечке под названием Сары-Тин (Волгоград). Оттуда шёл самый короткий путь к Дону, всего семьдесят вёрст. Дальше через Дон и Северный Донец дорога приводила в Великое княжество Литовское.

Почему Лукомский выбрал такой длинный маршрут? Во-первых: среди множества торговых судов затеряться небольшой группе людей намного легче. Во-вторых: кто подумает, что беглецы направились не на запад, что было бы логично, а на восток? В-третьих: все кратчайшие пути, ведущие в сторону Литвы или Твери, будут перекрыты в первую очередь. Почему именно эти пути? Потому, что очень быстро выяснится, что насельницы, пропавшие вместе с княгинями, родом из Твери. Проживая в монастыре, сёстры Уткины не могли не общаться с другими его обитателями, а значит вольно или невольно упомянули, откуда они родом. Князю Лукомскому это было на руку, так как в ближайшее время он был намерен подтвердить данную информацию перед Иваном III, показав якобы перехваченную бумагу с тайным договором между Литвой и Тверью. Так же можно было зародить у него мысль, что сбежавшие княгини завидные невесты, а Михаил Тверской вдовец…

Этим же вечером в палаты Великого Московского князя был вызван посол Южной империи.

— Ты мне ничего сказать не хочешь? — хмуро поглядывая на Лемезова, спросил князь.

— Чтобы хотеть что-то сказать, нужен повод. А у меня его нет, — горделивая осанка дона Игната, стоявшего перед Великим князем, только подчёркивала невозмутимость тона, с каким был произнесён ответ.

— А не ты ли мне говорил, что надо быстрее начать распрю с Казанью?

— Про распрю я ничего не говорил. Я лишь передал слова своего императора, который по-дружески советовал тебе присоединить к Руси земли Казанского ханства. Но решать, как поступить, это лишь в твоей власти.

— А ты знаешь, что сегодня произошло в Москве? — продолжая хмуриться, спросил Иван Васильевич.

— К сожалению, не успел. Обо всех новостях, произошедших в городе за день, мне докладывают в семь часов вечера. Как раз в это время меня пригласили к тебе, — Лемезов интонацией подчеркнул предпоследнее слово. — Но, судя по твоему тону, произошло что-то нехорошее…

— Ха — нехорошее! — сжал кулаки Великий князь. — Сегодня боярские дети, которые вернулись из вашей страны, напали на Казанского царевича и убили его!

— Хм! — удивился посол. — И как же они прокомментировали свои действия?

— Что сделали? — не понял князь.

— Как они объяснили свой поступок?

— Объяснили! — возмутился Иван Васильевич. — Разбойники ничего не объясняют, они бегут с места преступления.

— А свидетели есть?

— Видаки, что ли?

— Да.

— Видаков хоть отбавляй! Средь бела дня вдвоём напали на царевича и его охрану и всех перебили!

— Какие молодцы! — восхитился посол.

— Ты что, дон Игнат, глумишься что ли?! — князь гневно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Нет, наоборот, восхищаюсь. Вдвоём… Среди белого дня… Напали на царевича и его охрану и всех перебили… Разбойники так точно не поступают, — многозначительно заметил Лемезов. — И ещё, боярских детей в течение нескольких лет учили тому, что обидеть гостя или посла — это значит совершить тяжкий грех. Применять же оружие против них можно лишь исключительно в порядке самообороны, то есть, защищая свою жизнь. Но первыми браться за оружие нельзя! Поэтому я сомневаюсь, что они совершили нападение.

— Не знаю, чему их учили, только они убежали, совершив злодейство!

— А вот это плохо. Значит, побоялись суда. Или решили, что смерть царевича им не простят.

— Конечно, не прощу!

— То-то и оно, — вздохнул посол. — А для чего ты меня пригласил к себе, Великий князь?

— Хотел узнать, не подговорил ли кто специально отроков к злодейству?

— Специально? — нахмурился Лемезов. — Иван Васильевич, мой император слишком высоко ценит дружбу с тобой, чтобы портить её ради какого-то ханства, которое не задевает его никаким боком. По крайней мере, реши он что-то предпринять, то вначале бы спросил у тебя совета.

Иван III, слушая посла, пристально вглядывался в его лицо, но не находил на нём даже тени страха или лукавства. Было видно, что слова исходят от души.

— Кстати, Иван Васильевич, а не подскажешь имена отроков, которые э-э… убежали, — Лемезов тактично не назвал другое слово.

Стоявший недалеко от Ивана III дьяк Василий Мамырев, увидев знак своего Государя, подошёл к его креслу поближе и сказал:

— Убежавшие отроки именуются: Александр Холодов и Алексей Кувшинов.

— Плохо, — снова вздохнул посол.

— Почему? — тут же спросил князь.