— Ну... — Лисика чуть покраснела. — Про леди так не говорят, но тебе я скажу по секрету, если отдашь мне свои пирожные! Мы с Мими будем играть в чаепитие, но играть без пирожных и гостей неинтересно. А может, ты поиграешь с нами и ореховые трубочки поделим поровну?
Поль, поставив тяжелый мешок на дорожку, присел рядом с сестренкой и, протянув ей коробочку со сладостями, стал объяснять:
— Понимаешь, Лисика, у соседей большая беда, и папа отправил меня за едой. Вот пирожные для тебя и Мими, но играть мне сейчас некогда. Потом, когда все наладится, я позову Элию, и мы вместе с ней поиграем с тобой в чаепитие. — Парня нисколько не заботило, что он пообещал сестре, не спросив при этом саму Эльку. Зато Поль очень надеялся, что обещание сразу двух участников для игры поможет ему узнать еще какие-нибудь подробности.
— Ну ладно. — Забрав из его рук коробочку, маленькая лакомка тут же выудила из нее пирожное и запихнула в рот, благо оно было не слишком большое.
— Лисика, ты обещала рассказать про ту тетю, если получишь пирожные! — строго напомнил ей брат. — Надеюсь, она тебя не заметила?
— Фе фаметила, — с полным ртом пробубнила малышка, мотая головой и торопливо прожевывая и проглатывая. — И Мими не заметила, мы вон там за столбиком были. — Она ткнула в столбы ограды, на которой висела калитка. — А тетя точно болела! У нее животик болел, потому что она сильно напукала у соседей! И еще лицо было такое... — Сестренка махнула рукой и наморщила лоб, пытаясь описать лицо вышедшей от соседей «больной» тети, — ну, не такое, как когда она заходила. Когда заходила, то была нормальная, только старая, почти как мама.
— А как она выглядела? Сможешь рассказать? — с надеждой поинтересовался Поль.
— Ну-у... шляпка у нее была с перышками, — задумчиво начала описывать сестренка, косясь на пирожные в коробке, — платье такое темно-синее, с блестящей брошкой из камешков под воротничком. Еще в руках альбом, наверное, был. — Девочка сколупнула орешек с трубочки и сунула в рот. — А еще волосы кудрявые и черные, — завистливо добавила она, сдув со лба светло-рыжую прямую челку.
Видимо решив, что рассказала достаточно, Лисика, посадив к себе на колени свою Мими, стала «кормить» ее, размазывая по кукольному личику крем и налипающие на него крошки.
Вздохнув, Поль встал и, вернувшись к мешку, снова закинул его на спину. Описание злодейки могло совпадать с половиной дам их городка, и он уповал только на то, что, возможно, Элька догадается, кто это мог быть.
В это же самое время в ветхом домике «ведьмы» Лукерья уговаривала пришедшую в себя Арину выйти к людям.
— Пойми ты, упрямая женщина! — горячилась она. — Тебя обманули, чем-то опаивают под видом сокрытия от магов, живешь в грязи, и неизвестно, что за зелья по заказу этих своих «спасителей» варишь! Никто тебя жечь не будет!
Нахохлившаяся, как старая ворона, Арина, бледная, с трясущимися руками, медленно цедила из кружки укрепляющий отвар, поданный ей заботливой домовой, и упрямо твердила:
— А ты почем знаешь? Жилье дали хоть какое-то, еда есть, работой обеспечили! Да и зачем каким-то злодеям старая женщина?
— Да? А как же тогда я? Я, значит, злобная нечисть и подлежу уничтожению? — Домовушка классическим жестом русской бабы уперла руки в боки. — Ты со своим советским восприятием совсем ничего вокруг не видишь? Есть где спать, есть что есть, а значит, и так хорошо? Давай тогда ботинок мой, сама пойду помощь искать. Мне к моему дому и семье вернуться надо, я им нужна.
Арина неуверенно сунула руку в торбу. Она как-то уже даже успела порадоваться, что у нее завелась домовая. Причем не какая-то там, а та, которая ее знала еще с Земли. Женщина уже надеялась, что энергичная крошка останется при ней, тогда будет не так тоскливо сидеть в этом старом доме. За зельями к ней ходили раз в неделю, да вот еще башмак принесли. А в остальном все одна да одна. Страшно ведь! На Земле хоть соседи были, в магазине опять же можно языком почесать, а летом еще и постояльцы комнату снимут, всегда на людях. Тут же из дома вечером за травами как тать выскальзывала, не дай бог заметят! Донесут!
Старушка, пряча увлажнившиеся глаза, сунула ботинок в требовательно протянутую ручку домовой.
Только вот незадача: выйти Лушка с башмаком за порог не смогла! Кошкой сама выскочила, но ботинок к порогу как приклеился!
— Что еще такое творится? Веком такого не было! — возмутилась она и горящим взглядом хищника оглядела избу. А изба-то, как выяснилось, была непростая. Она, казалось, просто пестрила какими-то заплесневелыми пятнами и мазками, словно выведенными корявыми символами из ядовито-зеленых подтеков.
— И как я раньше-то не заметила? Арина, а ты сейчас на крылечко выйти можешь и ботинок мне вынести? — попросила она бывшую хозяйку.
Та, лишь пожав плечами, встала и, с трудом доковыляв до двери, шатаясь от слабости, подняла башмак и попыталась выйти.
— Ничего не понимаю. — Женщина словно уперлась в прозрачную преграду. — Может, из-за ботинка?
Но и без башмака выйти из дома Арина не смогла.