В места не столь отдаленные

— И я полагаю, что так. И с какой стати иметь вам врагов?.. Кому вы мешаете? Нет, тут, видно, что-нибудь другое… Покойник муж мой всегда говорил: со всех сторон, говорит, Стешенька, вещь разгляди, и так и этак, тогда, говорит, найдёшь и причину. Так вот, ушла я, видите ли, часу в седьмом проведать одну знакомую. Утром на базаре стряпка её мне сказывала, что барыня заболела, — простыла, вернувшись с поля, — так я и пошла посидеть к ней. Тоже ведь больному человеку скучно одному, да ещё безо всякого призору. К бедному больному человеку кто пойдёт! — простодушно вставила старушка, словно бы оправдываясь, что она ушла со двора. — Вас дома не было, так я уж без вас вашу-то комнату своим замком заперла, а ключ отдала Прасковье. Хорошо-с. Как только я за ворота, черномазый-то этот к Прасковье: «Сходи, говорит, в булочную, на Большую улицу, сухариков сладких купить. Там, говорит, очень хорошие сухарики!» — и запер за ней двери. А этому, с позволения сказать, варнаку вовсе не сухарики нужны были.

Старушка перевела дух и, не замечая, по-видимому, нетерпения своего слушателя, с прежнею обстоятельностью продолжала:

— Прошло этак, должно быть, с четверть часа, как Прасковья ходила, вернулась домой, стучится, а он что-то долго не отворяет. И покажись Прасковье, будто в вашей комнате кто-то ходит. Думает: вы дома, и давай шибче стучать. И послышалось ей, будто замок запирают; вслед за тем раздались шаги, и двери отворил ей черномазый. Принял это он сухарики, дал ей гривенник и ушёл к себе. Прасковья подошла к вашей комнате, глядит — на запоре; попробовала замок, а замок-то не замкнут — впопыхах-то забыл, верно, подлый человек, запереть. Тогда Прасковья — за ключом; видит — ключ не на том месте, куда она его положила… Ну, замкнула она комнату как следует, а у самой — сомнения… Как я пришла домой, она мне всё и рассказала. Оказывается, что не в первый раз это он её усылал. Наверное, он что-нибудь недоброе затевает! — заключила Степанида Власьевна свой рассказ.

Невежин вспомнил странные звуки по ночам, раздававшиеся прежде в комнате соседа, вспомнил ночную встречу с подозрительной фигурой, напомнившей ему того рыжего, которого он видел вместе с бродяжкой на дороге в Ускоково, и рассказ Степаниды Власьевны вместе с этими фактами приобретал в его глазах некоторое значение.

«Но если бы меня хотели обокрасть, то давно бы обокрали!» — подумал Невежин, недоумевая вместе со Степанидой Власьевной о цели этих непрошеных посещений соседа.

— Уж не дело ли интересует любопытного соседа? — проговорил смеясь Невежин, машинально переводя взгляд на толстое дело, лежавшее на столе. — Впрочем, к чему оно ему?

— Какое дело? — торопливо переспросила Степанида Власьевна.

— Да вот о Толстобрюхове.

— О Толстобрюхове, Кире Пахомыче? Что ж, видно, нехорошее это о нём дело?

— Не очень хорошее, Степанида Власьевна! — засмеялся Невежин.

— И вы держите его на столе и уходите со двора, не запирая даже комнаты?! — испуганно воскликнула Степанида Власьевна. — Что вы, что вы, Евгений Алексеич! Как можно, батюшка? Сохрани бог, вы ещё невинно в беду попадёте! Ведь этот самый Толстобрюхов первый богач здесь… Он на всё решится… Покойник мой говорил, что такого отчаянного человека и между разбойниками не скоро найдёшь… Из-за него уж погиб один пьянчужка-чиновник. Богачу-то ничего, а каково чиновнику-то с семьёй? Бог-то правду видит, да не скоро скажет! Кто их знает, быть может, и черномазый-то за сухариками из-за этого самого дела посылает!.. Ах, какой же вы неосторожный, Евгений Алексеич… Спрячьте, спрячьте его поскорей, — волновалась старушка чиновница, как видно, хорошо знавшая опасность хранения сибирских дел. — Сейчас же спрячьте!

Невежин, несколько изумлённый такой настойчивостью испуганной старушки, однако, послушался и запер в ящик дело.

— Так-то оно лучше, а и ещё того лучше — совсем не держать дел у себя.

— Завтра я его во всяком случае снесу.

— Кончили, значит?

— То-то нет… хочу посоветоваться…

— И не носите его домой лучше… А насчёт чего это дело? Оправить, что ли, хотят Кира Пахомыча? — полюбопытствовала старушка.

— Хотят-то хотят, но я хочу объяснить, что этого не следует…

Старушка любовно взглянула на молодого человека и, тихо покачивая головой, проговорила:

— Ох, Евгений Алексеич, как бы вы не напрасно хлопотали… Оправят его и без вас, если нужно…

В ответ на эти слова Невежин рассмеялся.

— Однако вы, Степанида Власьевна, мрачно на людей смотрите…

— Насмотрелась я, батюшка, здесь-то, насмотрелась… Вам-то снову оно, пожалуй, и не так видно. Не доводилось, как посмотрю, вам со всякими людьми живать. Не то ещё увидите. Ну, да, впрочем, извините, батюшка, я старуха простая, мелю себе, что на ум взбредёт. Дай вам бог успеха. А уж завтра соседа у вас не будет… Довольно ему по чужим комнатам лазить. Только — знаете ли что — я этого ему прямо не скажу. Как вы думаете, ведь не следует говорить?

— Конечно, не следует.

— Ну вот, и я так думаю, как вы! — обрадовалась Степанида Власьевна. — Я ему скажу, что получила депешу, племянница, мол, едет. Хорошо будет так соврать?..

— Отлично.