В места не столь отдаленные

— Однако по каким правам этот Тимофеев лезет ко мне? Какой такой этот Тимофеев?

— Чиновник бывший, Кир Пахомыч… чиновник… Судился, если изволите припомнить, за кражу дела из суда и был приговорён.

— Так мне-то какое дело? — резко перебил Кир Пахомыч, и в его глазах блеснул огонёк.

— А уж этого я не знаю, Кир Пахомыч, право, не знаю! — ещё мягче проговорил восточный человек. — Я, собственно, из участия к несчастному человеку, обратившемуся к моему посредству.

— Где же его письмо? Дайте-ка посмотреть…

Господин Келасури вынул из кармана какую-то бумажку, но, однако, не передал её Киру Пахомычу, протянутая рука которого опустилась на стол и стала медленно отбарабанивать трель по столу, а попросил позволения прочитать её.

— Уж я читал! — остановил его Кир Пахомыч.

— То-то что не всё изволили читать, Кир Пахомыч… Я, видите ли, не решился послать копию всего письма из осторожности… Так не угодно ли будет послушать?

Кир Пахомыч презрительно усмехнулся и промолвил:

— Что же, читайте… Что там пишет какой-то Тимофеев… Чудно что-то всё это!

Тогда господин Келасури, тихо и не спеша, понизив голос почти до шёпота, прочёл письмо с следующей прибавкой, которой не было в копии:

«Вы очень хорошо знаете, Кир Пахомыч, за что я попал под суд… Не напои вы меня тогда, когда я польстился на ваши пять рублей и принёс к вам на дом дело, я не был бы теперь несчастным человеком… Я никак не думал, что вы поступите так жестоко и, воспользовавшись доверчивостью, бросите в печку дело у меня на глазах… Тогда, когда я ползал в ногах ваших, вы обещали выгородить меня и, во всяком случае, обеспечить мою семью, но вы нарушили слово и от всего отреклись… Я был наказан, а вы оставлены в подозрении. Справедливо!.. И все думали, что я получил от вас большую сумму. Снова взываю теперь к вашей совести: я в нищете с семьёй…

Помогите мне, вознаградите за всё, что вы сделали… Если же вы останетесь глухи, я буду просить передать это письмо губернатору и постараюсь отомстить вам. Последний раз пишу».

По мере чтения лицо Кира Пахомыча делалось суровее и бесстрастнее, и, когда господин Келасури окончил чтение, только движение личных мускулов широкого, корявого лица Толстобрюхова выдавало его волнение. Но у него уже готов был план.

— Ловко подведено, нечего сказать! — проговорил он. — Только знаешь ли, брат, чем это пахнет? Это — вымогательство… А что, если я сейчас за полицией пошлю, ась? — вдруг пригрозил Кир Пахомыч и со злой насмешкой взглянул на восточного человека. — Пусть полиция разберёт, каково это приходить к людям и застращивать их, чтобы вымогать деньги…

Но «восточный человек», по-видимому, знал, с кем имеет дело. Он хоть и побледнел, но не без иронии заметил:

— Напрасно будете посылать за полицией: ведь подлинное письмо я не принёс… Оно у меня припрятано в надёжном месте, Кир Пахомыч.

Кир Пахомыч только бессильно крякнул и хрипло проговорил:

— Сколько?

— Вот так оно лучше, Кир Пахомыч, а то горячиться… это к чему же? Совсем не нужно. И должен вам сказать, что это письмо было бы вам особенно неприятно теперь, когда пишут доклад о вас в Петербург… Я имел случай познакомиться с делом и знаю, что новый секретарь Невежин, которому поручено написать доклад, не на вашей стороне. Так это письмо вместе с мнением господина Невежина, пожалуй, и поколеблют генерала. Как вы думаете, Кир Пахомыч?

Кир Пахомыч смутился и с меньшей сухостью стал относиться к господину Келасури.

А тот между тем продолжал:

— В этом деле есть, собственно говоря, одно компрометирующее показание против вас — показание Тимофеева. Так если б его устранить…

Кир Пахомыч вздрогнул, но не отвечал ни слова.

— Это показание, говорю я, если бы уничтожить, так господину Невежину не на что было бы опереться в объяснениях…

— А как вы можете сделать это?

— Очень просто: я живу рядом с Невежиным, и когда его не будет дома…

Кир Пахомыч всё не отвечал и, спустя минуту, сказал:

— Так за письмо сколько?..

— Дёшево, Кир Пахомыч… Самые пустяки… Одну тысчонку… Пятьсот пошлю Тимофееву, и пятьсот — себе за хлопоты… Затем Тимофеев, после того как пошлют в Петербург бумагу, будет вам уж не опасен.

— Тысячу? За такие пустяки? Это как же? Бери три сотни и неси письмо…