В месте здесь

Неплоскостью площадей, разнооконностью домов. Поднимается ступенями домов, падает насквозь улицами. Чуть проступая из дверей зеленью рельефов, сцепляясь с воздухом зубцами. Верхний путь не прямой, но самый быстрый. Склоняя свет голубой печальной ладонью, скорописью нового витража. Готовность жить с произведением и посредством произведения. Встреча готовности человека – и способности произведения обеспечить поле для этой готовности. Пол – половина, только возможность. Пол – разделение, поэтому возможность. И принимающий, и дающий. Сложенный из расщеплённого, поддерживающий тем, что не впускает. Длинное сердце города открывается глубже ворот. В него невозможно войти – но возможно попытаться встретить.

СИЦИЛИАНСКАЯ ЗАЩИТА

1

Здесь говорили, что начало всего – огонь. Здесь он даёт землю – по его склонам виноградники и поля. Гора огня даёт воду, собирая её наверху. От огня и стены домов, и булыжники улиц. Огонь – воля, и это всегда знали. «Волю силой не задуть; она, как пламя, борется упорно, хотя б его сто раз насильно гнуть». И его упорное движение напоминает, что длительность меняет больше, чем интенсивность. Он прожигает – проживает – каменные страницы и оставляет после себя острова. Он гораздо больше чудища, придавленного горой и плюющегося ядовитым пламенем, фантастичнее циклопов, которые всего-навсего пасут овец и поедают путников.

У огня есть свет, но цвет его чёрен – возможности собираются в темноте. Солнце, если убрать его лучи – почти абсолютно чёрное.

Огонь непредсказуем. Никто не знает, где и когда он появится в следующий раз. Начинается вспышкой, взрывом – а потом может укрыться внутрь застывшего себя и продолжать течь там. Не любит, чтобы за ним подглядывали, и ломает фотоаппараты. Смешивает с туманом свое дыхание из-под земли. Плещет черными волнами в пене.

Твёрдый огонь чёрен, клочковат и хрупок. Тот чёрный лед, что горит на губах. Держит на себе снег – чтобы раскидывать себя по нему. Огонь – любитель графики. Начинает с углов и трещин. Режущим чёрным стеклом.

Громоздит и торопится. Тянется из-под земли к огням неба. Огонь – вселенная, и показывает космос на земле. Лунные пространства, затягивающие геометрией и пустотой. Провалы и гребни. Пейзаж, отучающий переменами от постоянства. Воронки воды втягивают, воронки огня выбрасывают – и притягивают взгляд. Горы угля – что сгорело и что будет гореть, имеет один цвет. Твёрдая ночь. Чёрная земля, на которой не удержаться, из которой расти. Пятна сухой ржавчины, полузасохшей крови полупогасшего пламени, медленного огня.

Воля, что строит и разрушает. Этим греет. Привлекает приблизиться несмотря на опасность. На перемене, пока она горяча, зреют плоды – потому от неё не отходят. Сила воли опасна без способности на неё наплевать, без улыбки – но на то есть море с его бликами внизу.

Огонь идет к морю, море отдергивает берег, и город на берегу снова и снова выныривает из затопляющего камня, приобретая его цвет, обдирая об него кожу, надламываясь в переулках. Последний раз со слоном (они тут жили, хотя несколько измельчали) и египетским обелиском (к Египту здесь ближе). Дерево снова собирается из голых плоских корней. Воля против воли.

2

На другой стороне другая гора. Происходящее в месте меняет его имя. Кто жил на суше, звали это просто гора, ирука. У плывущих по морю первый звук превратился в э, имя Эриче стало сходным с эросом. Семьсот пятьдесят метров над морским перекрёстком. Там сворачивали парус, откладывали весла и медленно поднимались к храму – Афродиты, Венеры, Астарты, Торук, Потнии, Иблы, у нее достаточно имён, она не настаивает на превосходстве какого-то. Мореплавание без неё невозможно – цели не будет, и сил не хватит. Может быть, здесь и могила Миноса (кто найдет её – скажет, как звали богиню любви у минойцев). На таком пути нужно, чтобы пространство кружило голову – берег, мысы, дороги, поля, облака, до столь же огромной скалы, ещё ближе к морю, ещё каменнее. Кто взял дар той, кто служит богине – помогает богине жить дальше, в чувстве очень много энергии. Голубка летит с красным голубем. Если не будешь помнить, что это есть – этого и не будет.

Храм на отдельной скале, на высокой стопке белых страниц. Нос каменного корабля – к морю. За узким перешейком – город. Светло-серый, спокойный, треугольный, как остров. Как удержаться на уровне храма любви? спокойствием? точностью? отдельностью домов? Узкими улочками – не проспектами. Дома будут ступенями. Камнем на камне – живое зелени скрыто внутри домов. Церкви почти без окон – хватит внутреннего света. Окна с колоннами на углах башен – высоко, не подойти. Улицы пусты, любовь живёт в одиночестве. Стену города сложили циклопы, на камнях карфагеняне написали «дом», «рот», «глаз». Маски по сторонам входа. Под окном скрещенные руки. Сорока обмахивает хвостом купол. Колокольня была башней для взгляда вдаль. Собор летит ласточкиными хвостами на крыше.