– Эта болезнь – чертова тюрьма! Я так хочу тебя обнять!
Шмыгаю носом и киваю в знак согласия.
– Притворись, что я это сделал, ладно? – говорит По и смаргивает слезы. – И знай, что я люблю тебя. Больше, чем еду! Больше, чем сборную Колумбии по футболу!
Выдавливаю из себя улыбку и снова киваю:
– Я тоже люблю тебя, По.
Он посылает мне воздушный поцелуй.
Я шлепаюсь на зеленый и пока еще никем не занятый диванчик напротив и тут же ахаю от боли. В глазах двоится. Выпрямляюсь, хватаюсь за бок – будто кипятком ошпарило.
У дальней стены белое лицо По.
– Стелла! Что с тобой? Все хорошо?
– Трубка, – выдыхаю я. Боль стихает. Я качаю головой и стараюсь отдышаться. – Все в порядке. Все в порядке.
Набираю побольше воздуха, поднимаю рубашку и вижу, что воспаление заметно усилилось, кожа покраснела, появились отечность и влажные выделения. Вот так новость. Я здесь восемь дней и даже не заметила, как все серьезно?
По озабоченно качает головой:
– Давай-ка вернемся в палату. Прямо сейчас.
Через пятнадцать минут доктор Хамид, склонившись надо мной, осторожно трогает воспаленную кожу вокруг клапана, а я гримасничаю от боли, отдающей в живот и грудь. Она убирает руку, качает головой, стягивает перчатки и бросает их в мусорную корзину у двери.
– Этим нужно заняться. Дело зашло слишком далеко. Придется иссечь инфицированные ткани, а трубку заменить.
У меня уже кружится голова, внутри холодеет. Именно этих слов я и боялась больше всего с появления самых первых признаков инфекции.
Аккуратно опускаю рубашку, стараясь делать так, чтобы ткань не коснулась воспаленного места.
– Но…
Доктор Хамид не дает закончить:
– Никаких «но». Так нужно. У нас здесь риск сепсиса. Если затянуть, инфекция может проникнуть в кровоток.
Мы обе молчим, хорошо понимая, насколько велика опасность. Заражение крови означает, что я почти наверняка умру. С другой стороны, если я попаду на операционный стол, то из-за слабых легких могу и не выкарабкаться.
Доктор Хамид садится на край кровати и с улыбкой похлопывает меня по плечу:
– Все будет хорошо.
– Вы сами этого не знаете. – Я нервно сглатываю.
Она задумчиво кивает:
– Ты права. Не знаю, – вздыхает, ловит мой беспокойный взгляд. – Риск есть. Я вовсе не хочу сказать, что его нет. Но сепсис – монстр куда более вероятный и опасный.
Страх расползается по шее и охватывает всю меня целиком. Но врач права.
Доктор Хамид берет сидящую возле меня панду, смотрит на нее и невесело улыбается:
– Ты боец, Стелла. Всегда была бойцом. – Она подает мне медвежонка, смотрит в глаза: – Ну что, завтра утром?
Я протягиваю руки, принимаю игрушку и киваю:
– Завтра утром.
– Я позвоню твоим родителям и дам им знать, – продолжает она, и я снова замираю от нахлынувшей волны страха.
– Вы можете дать мне несколько минут? Им будет легче принять новости от меня.
Доктор Хамид кивает и, мимолетно дотронувшись до моего плеча, идет к выходу. Я ложусь, прижимаю к себе Лоскутка и с нарастающим беспокойством думаю о звонках, которые мне предстоит сделать. В голове эхом звучит мамин голос, те слова, которые она произнесла в кафетерии.
За дверью слышится какой-то невнятный шум, и я, повернувшись, вижу подсунутый под дверь конверт. Горизонтальная полоска света дрожит, человек за дверью медленно поворачивается и уходит.
Осторожно поднимаюсь с кровати, подхожу, наклоняюсь и поднимаю конверт. Открываю и достаю рисунок, выполненный в печальных, тусклых цветах. На листке хмурый Уилл с букетиком увядших цветов в руке. Под рисунком короткая подпись – «Извини».
Снова ложусь, кладу листок на грудь и крепко закрываю глаза.
Доктор Хамид сказала, что я боец.
Сказать по правде, я уже не уверена.
Глава 12
Уилл
Я облажался. По-крупному. И сам это понимаю.
Подсунув под дверь конверт с извинением, спешу прочь из нашего крыла и прохожу по восточному вестибюлю больницы. Телефон держу в руке, как будто чего-то жду. Сообщения, уведомления, чего угодно. Она ведь уже увидела рисунок, верно? Свет в палате был включен. И тем не менее ничего. Полное радиомолчание с самой нашей ссоры.
Что делать? Она даже разговаривать со мной не желает.
Отправляю это сообщение По и хмурюсь, представляя, как он потешается надо мной. Надо же, думает, парень так запал на девчонку, что от отчаяния даже обратился к нему за советом.
Дай ей немного времени
, – отвечает он.Хоть кричи. Я раздраженно вздыхаю. Время. Какое еще время, если каждая минута ожидания убивает.