– Послушай, я понимаю, что ты злишься, но ей было страшно. Я… мне просто нужно было увидеть ее и…
Створки наконец сходятся, и Барб поворачивается и смотрит на меня. Лицо ее темнее тучи.
– Ты можешь убить ее, Уилл. Можешь лишить ее шансов на новые легкие.
– Она подвергается большей опасности под анестезией, а не со мной, – выпаливаю в ответ.
– А вот и нет! – кричит Барб. Лифт замедляет ход, двери открываются. Она выходит, я за ней.
– Вы про что?
– Тревор Фон и Эми Пресли. Как и вы со Стеллой, у обоих был кистозный фиброз. – Она поворачивается на каблуках и смотрит на меня в упор. – Эми заразилась B. cepacia. – Лицо у нее серьезное, так что я закрываю рот и воздерживаюсь от своих обычных комментариев. – Я тогда молодая была, примерно того же возраста, что Джули сейчас. Работать только-только начала. И жить только начинала.
Барб смотрит мимо меня, как будто в другое время.
– Они полюбили друг друга. Мы все знали правила. Никакого физического контакта, дистанция – полтора метра. И я, – она указывает на себя, – я позволила им нарушить запрет, потому что хотела, чтобы они были счастливы.
– Я уже знаю, чем это кончилось. Они оба умерли, да? – спрашиваю я, заранее зная, чем закончится ее история.
– Да. – Сдерживая слезы, Барб смотрит мне прямо в глаза. – Тревор заразился от Эми. Эми прожила еще десять лет, а Тревор… Его вычеркнули из списка на трансплантат, где он был в самом начале, а через два года бактерия его убила.
Вот же дерьмо.
Я сглатываю, отворачиваюсь и смотрю на палату Стеллы за сестринским постом. Список того, что может произойти с нами, больными кистозным фиброзом, едва ли не бесконечен. Какие-то истории наверняка придуманы, чтобы напугать нас, но случай с Тревором и Эми, о котором только что рассказала Барб, похоже, не из их числа.
– Это случилось в мою смену, – продолжает Барб, снова показывая на себя и упрямо качая головой. – И будь я проклята, если допущу, чтобы такое повторилось.
Она поворачивается и уходит, а я остаюсь с открытым ртом и не знаю, что сказать.
Только теперь я замечаю стоящего на пороге своей палаты По. Лицо бесстрастное, и понять, что скрывается за этим нечитаемым выражением, невозможно. Ясно только, что он все слышал. По открывает рот, но я поднимаю руку и останавливаю его. Иду к себе и, перешагнув порог, хлопаю дверью.
Первым делом беру с тумбочки ноутбук и сажусь на кровать. Секунду-другую пальцы парят над клавиатурой, потом я перевожу курсор на строку поиска и пишу B. cepacia.
Есть. Информация на всю страницу.
Всего одним кашлем, одним-единственным прикосновением я мог испортить ей всю жизнь. Мог лишить ее шанса на новые легкие.
Я мог навредить Стелле.
Наверно, я это знал. Знал, но не понимал по-настоящему.
И вот теперь от одной лишь мысли об этом мне становится не по себе. Все тело наполняется болью. Хуже, чем при операции, при обострении болезни. Хуже, чем утром в плохой день, когда просыпаешься и не можешь сделать вдох. Хуже, чем быть в одной комнате с ней и не иметь возможности прикоснуться.
Смерть.
Вот что я такое для Стеллы. Только одно может быть хуже, чем не быть с ней или возле нее, – это жить в мире, где ее нет вовсе. Особенно если это случится по моей вине.
Глава 15
Стелла
– Пора просыпаться, милая. – Голос долетает до меня откуда-то издалека.
Другой, мамин, звучит ближе. Он где-то рядом.
Я делаю глубокий вдох, и мир проступает из тумана, обретает четкость, а в голове яснеет. В поле зрения появляется мамино лицо, рядом папино. Я вижу их и моргаю.
Жива! Получилось.
– Моя Спящая красавица, – говорит она, и я сонно тру глаза. Да, проснулась, но чувствую себя такой вымотанной.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает папа, и я отвечаю невнятным сонным ворчанием и улыбаюсь обоим.
Стук в дверь, и, толкая перед собой предназначенную для меня коляску, входит Джули. Слава богу. Какое счастье – вернуться в свою палату, в свою постель.
Поднимаю руку, выставляю большой палец, как будто голосую на дороге, и кричу:
– Подбросите?
Джули смеется, папа помогает мне перебраться с каталки в коляску. Болеутоляющее мне дали, должно быть, какое-то очень сильное, так что я не чувствую даже свое лицо.
– Мы заглянем попозже, – говорит папа. – Проверить, как ты.
Вот так да.
– Э… я случайно не в альтернативной вселенной проснулась? – Тру глаза, щурюсь и смотрю поочередно на обоих.
Мама улыбается, гладит меня по голове и переглядывается с папой.
– Ты же наша дочь, Стелла. Всегда ею была и навсегда останешься.
Открываю рот, чтобы что-то сказать, но не нахожу слов. К тому же и сил, чтобы связать в предложение несколько слов, уже не хватает. Я только киваю и безвольно опускаю голову.
– Отдохни, милая, поспи. – Мама целует меня в лоб.
Мы едем по коридору к лифту, и держать глаза открытыми становится все труднее – веки тяжелее мешка с картошкой.
– Уф, Джули, я совсем выдохлась. – Скашиваю глаза и вижу рядом с собой, на уровне плеча, ее беременный живот.
Двери лифта открываются, и она завозит меня в палату и блокирует колеса коляски.