В метре друг от друга

– И кожа, и трубка выглядят намного лучше. Во второй половине дня можно будет встать. Но будь осторожна, постарайся не делать лишних движений.

Джули помогает мне подняться, сойти с коляски и забраться на кровать. Руки и ноги тяжелые, как будто к ним привесили свинцовые гирьки. Джули поправляет подушку, заботливо подтягивает одеяло.

– Тебе о своем ребенке надо заботиться, – печально бормочу я и сонно зеваю.

Джули осторожно присаживается на край кровати и вздыхает:

– Мне понадобится помощь. Я же одна. – Она улыбается мне, и ее голубые глаза теплеют. – Не могу представить никого, на кого бы смогла так же положиться.

Я протягиваю руку и тихонько похлопываю пальцами по ее животу – раз и два – и довольно улыбаюсь.

– Буду самой лучшей тетушкой.

Тетя Стелла. Тетя? Я сонно ворочаюсь, и Джули чмокает меня в лоб и выходит, бесшумно закрывая за собой дверь. Голова тонет в подушке, я обнимаю панду, бросаю взгляд на боковой столик и закры… Стоп! Я сажусь, тянусь к столику и ухватываю перевязанную красной лентой сложенную из бумаги коробочку.

Тяну за ленту, и коробочка раскрывается, превращаясь в яркий самодельный букет цветов – пурпурных лилий, розовых гортензий и белых полевых. Впечатление такое, будто ожил один из рисунков Эбби.

Уилл.

Я улыбаюсь, осторожно кладу букетик на место и шарю рукой в поисках телефона. Поиск нужного номера в списке контактов требует полной сосредоточенности. Я касаюсь пальцем кнопки вызова, слушаю гудок и попадаю на голосовую почту. К этому моменту глаза уже закрываются. Я вздрагиваю, услышав сигнал, и заплетающимся голосом говорю:

– Это я. Стелла. Не звони мне, ладно? Я только что из операционной и жутко устала. Позвони, когда… когда получишь… Нет, нет, не надо. Ладно? Не звони, потому что если я услышу твой сексуальный голос, то уже не смогу уснуть. Да. В общем, позвони, о’кей?

Вожусь с телефоном, жму кнопку отбоя, поворачиваюсь на бок, подтягиваю одеяло и снова обнимаю панду. Засыпаю, глядя на бумажные цветы.

Из глубокого, послеоперационного сна меня вытаскивает звонок телефона. Я поворачиваюсь, открываю глаза – веки уже не такие тяжелые, как были, – и вижу, что по Фейстайму звонит По. После нескольких попыток нажимаю наконец на зеленую кнопку, и на экране появляется его лицо.

– Ты живая!

Я улыбаюсь, протираю глаза и сажусь. Сонливость еще осталась, но эффект болеутоляющих ослабел, и голова уже не ощущается как посаженное на плечи пресс-папье.

– Привет. Живая. – Глаза ползут на лоб при виде чудесного букета бумажных цветов на боковом столике. – Трубка в порядке.

Уилл. Смутно припоминаю, как развязывала ленточку. Быстро просматриваю сообщения. Два от мамы. Три от Камилы. Одно от Мии. Четыре от папы. Все интересуются, как я себя чувствую. И ни одного от Уилла.

Сердце падает на двадцать этажей.

– Ты разговаривал с Уиллом? – слегка на-хмурясь, спрашиваю По.

– Нет. – Он качает головой и вроде бы хочет что-то сказать, но не говорит.

Делаю глубокий вдох, закашливаюсь, и бок отзывается болью. У-у-у. Потягиваюсь. Да, больно, но терпимо.

В Инстаграме сообщение. Открываю и вижу, что это ответ от Майкла, поступивший, пока я спала. Накануне вечером он спрашивал, как дела у По, что с его бронхитом. И – а вот это уже сюрприз – собирается ли он навестить родителей в Колумбии. А я даже не знала, что у него вообще такие планы.

Мы проболтали едва ли не час – о том, как Майкл рад, что По в больнице не один, а со мной, и какой По вообще молодец, и как он, Майкл, за него переживает.

– Мне Майкл звонил. – Я переключаюсь на Фейстайм и наблюдаю за реакцией По.

– Что? – Он удивленно таращится на меня. – Почему?

– Спрашивал, как ты, все ли в порядке. – По делает каменное лицо. – Майкл милый и, кажется, любит тебя по-настоящему.

Он закатывает глаза:

– Ясно, выздоровела. Снова лезешь в мои дела.

По упускает шанс. Потому что боится. Боится пойти до конца. Боится впустить кого-то во всю ту фигню, в которой мы живем. Мне самой знаком этот страх. Но бойся или не бойся, а самое страшное может случиться само по себе.

Не хочу больше бояться.

– Вот что я тебе скажу. – Пожимаю небрежно плечами, хотя говорю всерьез. – Для него неважно, что ты болен. – Это правда. Майклу наплевать, что у По КФ. Ему плохо от того, что он не может быть с По.

Больной кистозным фиброзом не знает, сколько времени ему осталось. Но ведь точно так же он не знает, сколько времени осталось любимым и близким. Мой взгляд снова притягивает бумажный букетик.

– А что там насчет планов съездить домой? Ты действительно собираешься повидать родителей?

– Позвони, когда в голове прояснится. – Он бросает на меня сердитый взгляд и дает отбой.

Я посылаю сообщения родителям, говорю, чтобы они отправлялись домой и отдохнули, потому что день уже близится к вечеру, а мне еще нужно немножко поспать. Папа и мама и без того провели здесь большую часть дня, и я совсем не хочу, чтобы они ждали, когда я проснусь, – пусть лучше позаботятся о себе.

Мои предложения, однако, встречают сопротивление. Через несколько минут в дверь стучат, а потом в комнату заглядывают сразу двое. Вместе.