Когда на пороге их мастерской появился Бенедикт Лоя, мальчик-подросток с многовековым багажом знаний в рюкзачке за спиной, всё стало предельно ясно. Он объяснил им всю суть Силы Сверхлюдей, и пообещал, что поможет им развить этот Дар – взамен лишь на записи, что он сделает в своих тетрадях… Смысла отказываться не было. Эйфория переполняла и Тома, и Аниэллу, слово «диады» в устах Бенедикта тогда прозвучало как «божье благословение» - он рассказал им, что они никогда не постареют и смогут жить вечно, вечно наслаждаясь друг другом и творчеством…
О, как хотелось ему верить! Дела Тома Брандингтона, и без того уже идущие в гору, просто взметнулись ввысь. Он не уставал, мог не спать целыми сутками, колдуя над своими «живыми» картинами, лишь прерываясь на занятия любовью с Аниэллой и лёгкий перекус пищей…
Вот и сейчас он ощутил прилив желания лицезреть свою возлюбленную – она не ждала его сегодня столь рано, но тем было лучше. Торопясь к дому, где они жили вдвоём, он уже наполовину ощущал вкус её страстных губ и нежность упругих бёдер, но тень в окне привлекла его внимание, и он уставился сквозь стекло, сквозь плотный тюль на совсем уж не ожидаемую картину.
Аниэлла сидела в центре комнаты на стуле, расслабленная, с закрытыми веками, а рядом, совсем близко к ней, стоял Бенедикт - он водил перед её лицом ладонями, едва заметно шевеля пальцами, должно быть в очередной раз работая над её линиями Силы… Но раньше Бенедикт никогда не появлялся в их доме без ведома хозяина, и Том, не спеша раскрывать своё присутствие, продолжал наблюдать…
Голова Аниэллы качнулась, словно она испытывала известное лишь ей одной наслаждение, губы вздрогнули, и она что-то произнесла – слов было не разобрать, как Том не напрягал свои уши. Глаза девушки по-прежнему были закрыты, а взгляд Бенедикта… Художник с жадностью смотрел на это новое для него открытие, столько боли, столько печали и… желания…
В следующий миг Бенедикт решился. Его руки легли на щёки девушки, а губы медленно приблизились к губам, и их долгий поцелуй был взаимным – Том был в этом уверен, потому как глаза, эти прекрасные карие глаза Аниэллы распахнулись, и она посмотрела на бессовестного четырнадцатилетнего сопляка с такой любовью, что зависть и ненависть тут же очернили сердце несчастного художника. Том был предан…