Кобылками, кузнечиками и сверчками в природе кормятся многие птицы и даже звери. Триперстки малы и редки, их в нашей стране всего несколько видов. Некоторые кобылки иногда размножаются в огромном количестве и тогда приносят вред пастбищным растениям и сельскохозяйственным культурам. Кобылок, которые собираются в большие стаи и совершают перелеты на значительные расстояния, называют саранчою.
Образ жизни прямокрылых очень разнообразен.
На ночлег пришлось переставить машину и лагерь с берега Балхаша на бугор, подальше от комаров. Небо было чистое, ясное, но солнце зашло в темную полоску туч. Спать в палатке не хотелось, поэтому расстелили брезент, и над ним натянули полога.
Темнело. Рядом с лагерем раздался какой-то незнакомый стрекочущий звук. Казалось, будто крупное насекомое, цикада или стрекоза, запуталось в паутине и, пытаясь выбраться, трепещет крыльями. Я прошел десять, затем двадцать метров, а звук все был впереди. Наконец нашел: звук раздавался из маленького кустика солянки. Присел на корточки, пригляделся. У основания растения сидел мой старый знакомый — странный и немного несуразный пустынный кузнечик-зичия, большой, толстый, с длинными корежистыми ногами-ходулями, совершенно бескрылый. Его массивный звуковой аппарат на груди — настоящая музыкальная шкатулка. Толстый футляр аппарата с короткими, но острыми шипами и бугорками во время исполнения музыкального произведения приподнимался, как крышка рояля, и под ним показывалось что-то нежно-розовое, извергающее громкие звуки.
Осторожно я взял в руки медлительного и грузного кузнечика. Плененный певец, равнодушный к своей судьбе, не пытался вырваться из рук, не желая тратить лишней энергии на свое освобождение, но, очнувшись, выразил негодование длинной и громкой трелью, в дополнение к которой выпустил изо рта большую коричневую каплю желудочного сока.
Я осторожно опустил толстячка на прежнее место, и он принял это как должный исход нашего знакомства, пошевелил усами, зачем-то полизал лапки передних ног и как ни в чем не бывало вскоре же принялся прилежно распевать свои песни.
Ночь выдалась тихая и ясная, темно-фиолетовое озеро светилось под яркой луной и сверкало мелкими зайчиками. Но потом потемнело, нашли облака, чуть покрапал дождик, подул сильный ветер. Он вырвал из-под постели марлевый полог и стал его трепать подобно флагу.
На рассвете мне почудилось, будто кто-то внимательно и долго разглядывает мое лицо. Приподнялся, оглянулся, надел очки. Рядом с подушкой лежала фляжка с водой. На ней важно восседал кузнечик-зичия. Он не спеша размахивал своими черными усами, шевелил длинными членистыми ротовыми придатками будто силясь что-то сказать на своем языке, и, как показалось, внимательно разглядывал меня своими большими и довольно выразительными желтыми глазами. Сильный ветер слегка покачивал грузное тело кузнечика из стороны в сторону, но он крепко держался на своих толстых шиповатых ногах.
Минут пять мы, не отрываясь, рассматривали друг друга. Наконец кузнечику, видимо, надоело это занятие, и он, повернувшись, не спеша спустился с фляжки и степенно зашагал по брезенту прочь от нашей стоянки. Но вскоре остановился, помахал усиками, помедлил, потом повернул обратно и вновь забрался на фляжку. И еще минут пять мы разглядывали друг друга. Может быть, наше знакомство продолжалось бы дольше, да в ногах зашевелился мой фокстерьер и высунул из-под края брезента, под которым он улегся на ночь, свой черный нос.
На этот раз кузнечик решительно зашагал прочь в сторону кустика, возле которого и произошла наша вчерашняя встреча, неторопливо и ритмично, будто робот, передвигая свои ноги.
Вскоре оттуда раздался знакомый мотив его скрипучей песенки. Но она продолжалась недолго. Громадную серую тучу ветер унес на восток за озеро, выглянуло солнце и стало прилежно разогревать остывшую за ночь землю пустыни.
Пора было вставать, будить моих спутников и продолжать путешествие.
Поведение кузнечика меня озадачило. Оно не было случайным. Он хорошо знал свой участок, и появление на нем чужака вызвало что-то подобное разведывательной реакции. На следующий день я сел в машину и, прежде чем завести мотор и тронуться в путь, помахал рукой в сторону кустика, из которого звучали знакомые трели.
Вечером перед сном я прислушался: вокруг бивака стрекотали кузнечики. Песня одного из них мне показалась незнакомой и вместо того, чтобы забраться под полог, я вооружился магнитофоном и отправился на охоту.
Нелегко подобраться к осторожному насекомому. Вот, кажется, он уже рядом, можно записывать. Но музыкант чуток, вдруг замолк, насторожился. Изволь ожидать, когда закончится антракт!