Ловля блох оказалась не столь простым делом. Стоило нам положить собаку на бок, как вся орава кровососов моментально перебегала на противоположную от нас сторону. Вскоре нам показалось, что мы основательно истребили блох. Но едва уселись в машину, чтобы отъехать в сторону, я завел двигатель, как блохи, повинуясь какому-то побуждению, вызванному, по-видимому, вибрацией машины, все дружно, как атакующие крепость воины, полезли на голову собаки, а некоторые стали бодро скакать по нашим вещам. Пришлось заглушить мотор и вновь продолжить охоту поневоле.
Теперь стало чудиться, будто блохи забрались под одежду, мы начали почесываться, проклиная нашего неразумного пса, напоминая сами шелудивых собак. А фокстерьеру хоть бы что! Он не ощущал никакого неудобства от множества паразитов, наоборот, наслаждался нашим усиленным вниманием к нему.
Ночью блохи уже явно скакали по нашим телам, мы же тщетно пытались выбраться из спальных мешков, а это, как мне кажется, усиливало их неукротимую энергию и кровожадность.
Три следующих дня мы, улучив время, продолжали охоту до тех пор, пока нам не показалось, что истребление блох было доведено до победного конца. Но блохи неожиданно появлялись, будто их запасы были неисчерпаемы. К счастью, блохи почти не кусались. Кровь человека не особенно их прельщала.
Приехав в город, я убедился, рассмотрев блох под микроскопом, что блохи Pulex irritans были человеческие. Они часто паразитируют и на крупных животных. Видимо, собака забралась в брошенную лисью нору, блохи же, изрядно поголодав, обрадовались долгожданному посетителю и дружно набросились на собаку. К лисице они настолько привыкли, что к нам отнеслись с предубеждением, чему мы, конечно, были рады. Я насчитал 195 блох. При этом в скопище беснующихся насекомых царил порядок. Самцов оказалось 98, на одного больше самок! Не зря лисица покинула свое жилище. Где ей было выдержать атаки такого могучего войска алчных кровососов.
В другой раз фокстерьер также неожиданно исчез, сколько я его не звал, не появлялся. На душе тревожно, страшные мысли тянутся вереницей. Погиб мой Кирюша, задушил его хитрый притаившийся волк, что сейчас с моим маленьким другом? Чувствую, что-то произошло. Не мог так долго он не отзываться на зов, всегда в таких случаях бросал свои дела и спешил к хозяину.
И вдруг слышу едва уловимый и слабый лай. Почудилось? Нет, лай явственный. Продолжаю звать собаку. Лай повторяется будто громче, ближе. Наконец, вижу, как из-под основания крутого бархана показывается собака, но не белая, а темно-серая и, едва взглянув на меня, вновь исчезла. Вот в чем дело! Там нора. Из нее слышу злобный лай. Нора принадлежит барсуку. Рядом располагается его характерная уборная. Норы этого зверя бывают обширными, со многими отростками и лабиринтами, со слепо кончающимися ходами. В таком ходу хозяин норы иногда успевает закупорить собаку плотной пробкой. Неумелый охотник, запутавшись и потеряв ориентир, погибает от удушья.
Изо всех сил кричу на собаку, зову ее. Наконец, пятясь назад, весь в земле появляется мой ретивый фокстерьер.
— Ну, теперь, любезный, — говорю я ему, — я тебя ни за что не отпущу!
Как он, бедняжка, лаял, плакал, бился в руках, пытаясь вырваться, пока я относил его подальше от соблазнительного места охоты. Потом Кирюшка отряхнулся, побелел и, поглядывая в сторону барсучьего бархана, стал энергично чесаться. Набрался барсучьих блох. Одну большую, черную и очень шуструю мы сообща изловили и заспиртовали, чтобы потом определить, к какому виду она относится. Другие же постепенно разбежались сами. Не понравилась им собака.
Последние дни августа. Ночью уже холодно, но днем солнце все еще нещадно греет землю, и в струйках горячего воздуха на горизонте колышутся озера-миражи. Замерли желтые выгоревшие на солнце лёссовые холмы, трава, сухая и колючая, не гнется от ветра, и только позвякивают друг о друга коробочки с семенами. В стороне иногда через распадки проглядывает в зеленых берегах блестящая полоска реки Чу.
Сегодня мы заняты муравьем-жнецом. Подземное царство этого муравья легко узнать снаружи по большой кучке шелухи семян различных растений. Сбор урожая этих тружеников пустыни уже закончен, многочисленные жители подземных галерей запасли провиант на остаток лета, на всю предстоящую осень и зиму, поэтому почти не показываются наружу.
Нелегко раскапывать гнездо муравья-жнеца. Сухая лёссовая почва с трудом поддается лопате, и мелкая белая пыль поднимается облачком от каждого удара. Мои юные помощники Зина и Коля с нетерпением ожидают, когда будет сказано, что пора идти к машине. И, может быть, поэтому Зина рассеянно поглядывает в сторону.
— Ты видишь, блестит росинка? — тихо говорит она. — Какая красивая!
— Не вижу никакой росинки! — сердито отвечает Коля.
— А ты посмотри отсюда, где нахожусь я, — настаивает Зина. — Росинка как камешек в колечке.
— Откуда в пустыне росинка, — кипятится Коля, — когда все сухое.
— Нет, ты все же встань сюда. Как она чудно переливается.