Проходит немало времени в поисках, пока я слышу загадочный звук у самого уха: «Вот где ты, попался!» — радуюсь я, осторожно поворачивая голову, но рядом со мной стебель высохшего зонтичного растения, никого на нем не видно. Где же он, загадочный певец?
В нижней части стебля темнеет свежая круглая дырочка, ниже ее сухой листик присыпан мелкими опилками. Уж не жителю ли сердцевины сухого стебля принадлежат стрекочущие звуки? Придется поработать ножом. Два-три срезанных стебля — и все становится понятным. В белой тонкопористой сердцевине растения проточены ходы, забитые плотной буровой мукой. Вверху, в конце хода, под самой поверхностью стебля сидит скромно окрашенный серенький слоник размером не более одного сантиметра. Ему совсем осталось немного потрудиться, чтобы выбраться наружу. Вскоре я становлюсь обладателем десятка слоников и удивляюсь, как они в одно время затеяли свое освобождение, в одно время прогрызли боковые ходы, добрались до поверхности своей темницы. Возможно, ради того, чтобы выбраться сразу всем вместе в одну-две ночи и легче встретиться в большом мире, в котором так легко затеряться и так трудно найти друг друга? Не для этого ли и посылаются четкие сигналы, похожие на стрекотание кобылок, обозначающие начало выхода взрослых жуков из детских колыбелек?
Из-под ног вспархивают кобылки-пустынницы. Они будто летающие цветы пустыни. Мне кажется загадочным то, как равномерно они распределены в местах своего обитания, и нигде не встретишь рядом, допустим, скопления скальных пустынниц или кобылок мозера. Может быть, прислушиваясь и приглядываясь друг к другу, каждый держится своего места, как вороны своего гнездового участка. Орел — охотничьей территории, лисица и многие другие звери и птицы своего обжитого района. Допустимо ли такое сравнение существа, стоящего на низкой степени развития, с птицами и зверями, животными более высокоорганизованными!
Мне удалось доказать, что каждая кобылка строго придерживается избранного ею места, об этом было рассказано в очерке «Обжитое место», в главе о кобылках и кузнечиках. Когда мы видим вспархивающих из-под ног кобылок, то это вовсе не паническое бегство от преследователя, а более простая реакция на приближение крупного животного, которое может раздавить в траве маленькое насекомое. В степях и пустынях всегда паслись табуны диких травоядных животных, и сейчас пасутся домашние животные. Поэтому многие кобылки, чтобы зря не прыгать, уступают дорогу, поднявшись же в воздух, одновременно трещат крыльями, привлекая своих подруг.
Однажды из-под моих ног легко и с треском вылетела голубокрылая кобылка мозера, высоко поднялась в воздух, собираясь потрещать крыльями. В стороне сидела каменка. Она кинулась на взлетевшую кобылку, но в самый последний момент заметила меня и, сконфузившись, быстро спланировала в сторону. Кобылочка мозера мгновенно упала вниз, забилась в густой кустик, я долго топал возле нее ногами, шевелил ветвями, но она не желала покинуть своего укрытия. Реакция на крупное животное исчезла. Может быть, кобылочка была настолько напугана нападением своего врага, что у нее затормозились все рефлексы. Этот случай невольно напомнил одну встречу с горными куропатками-кекликами. Случайно я вспугнул стайку этих птиц. На поднявшихся в воздух кекликов внезапно налетел ястреб-тетеревятник и, отбив одну из них в сторону, понесся за ней. Перепуганный кеклик упал на каменную осыпь и забился между крупными камнями. Ястреб пронесся дальше, а кеклик был настолько ошеломлен, что не стал спешить выбираться из укрытия, чтобы присоединиться к стае, а свободно позволил взять себя в руки.
Вечерами, когда ущелье звенит от песен сверчков, среди хаоса звуков выделяется нежная треть колокольчика. Певец начинает свою песню позже всех, когда сгустятся сумерки, он пробует силы вначале робко и неуверенно. Песня его всегда раздается со стороны каменных осыпей. Но вот первому смельчаку отвечает второй, третий, и вскоре ущелье звенит нежными колокольчиками.
Я пытаюсь обнаружить певца, стараюсь тихо к нему подойти, но он вовремя успевает замолкнуть. Сколько бы ты ни стоял, затаившись, уже не услышишь его песни.
Осторожный певец отнял у меня много времени на его поиски, но добыть его все же не удалось. На день он прятался в многочисленные щели каменных осыпей, где разыскать его не было никакой возможности. Так и остался неизвестным исполнитель нежной трели колокольчика в ущелье Кзылаус.
Все, что я рассказал о маленьких обитателях ущелья Кзылаус, это ничтожная частица великого разнообразия жизни, воплотившегося в самых многочисленных и разнообразных жителях нашей планеты — насекомых.
Синее-синее озеро в ярко-красных берегах сверкало под жарким солнцем. Наверное, оно так называлось из-за красных берегов. Много миллионов лет назад, когда на Земле были совсем другие животные и растения, здесь тоже плескалось озеро. Теперь от него осталась только вот эта красная глина. Может быть, это озеро — жалкий остаток древнего озера-великана.