В мишуре и блестках

— И… на ней темные пятна. На кончике. Взгляните, пожалуйста. Может быть, следы черного лака? Сундучок японский, из снаряжения дяди Прыга.

— У вас случайно не найдется лупы?

— Разумеется, найдется, — сварливо отвечал Хилари. — В нашем деле без лупы не обойтись. Погодите секунду.

Он вытащил из ящика стола лупу и подал Аллейну.

Стекло не сильно увеличивало, но вполне достаточно, чтобы рассмотреть как следует темное пятно на кончике кочерги, испещренное царапинами: клейкий след, к которому прилипла елочная иголка. Аллейн пригляделся поближе.

— Что-нибудь нашли? — спросил Хилари.

— Вы осматривали Кочергу?

— Нет. Моя тетка должна была зайти. Тетя Трах то и дело заходит, чтобы пришпорить меня, и я не хотел, чтоб она окончательно рассвирепела, увидев вот это. Поэтому я завернул кочергу и запер в стол. Вовремя, как оказалось. Через секунду влетела тетя, шерсть дыбом, фигурально выражаясь, разумеется.

— Но вы заметили пятна?

— Да.

— Это не следы от лака.

— Разве?

— Боюсь, что нет.

— Боитесь? Чего вы боитесь?

— Взгляните сами.

Аллейн подал Хилари лупу. Тот глянул на него, а затем с трофеем в руках опустился на колени рядом с мятой газетой. Аллейн передвинул настольную лампу, чтоб ему было лучше видно. Хилари низко согнулся, словно совершая над кочергой мусульманскую молитву.

— Видите? — сказал Аллейн. — Ваше предположение неверно. Посмотрите внимательнее. Пятно липкое, не так ли? К нему приклеилась иголка. А под ним — думаю, мистер Рэйберн предпочел бы, чтоб вы не трогали пятно руками, — под ним торчит кончик крашеной золотой нити. Видите?

— Я… да. Кажется… вижу.

— Скажите, — спросил Аллейн, — какого цвета парик Друида?

4

— А теперь послушай меня, — сказал Аллейн жене. — По всем признакам дело дрянь, и будь я проклят, если позволю тебе в нем фигурировать. Помнишь, что случилось в тот раз, когда ты влезла в неприятную историю?

— Если ты собираешься запихнуть меня в чемодан и отправить наложенным платежом на постоялый двор в Даунлоу, то у тебя ничего не выйдет.

— Я собираюсь всего лишь как можно быстрее вернуться в Лондон вместе с тобой.

— Прежде чем местные власти прослышали о тебе?

— Именно.

— Похоже, ты немножко опоздал, дорогой. Где сейчас мистер Рэйберн?

— В кабинете, наверное. Я оставил Билл-Тасмана поразмыслить над кочергой, сказав, что будет лучше, если он встретится с детективом с глазу на глаз. Предложение ему не очень понравилось, ну да куда деваться.

— Бедный Хилари!

— Да уж, его башню из слоновой кости немножко трясет, не так ли?

— Он тебе не нравится, Рори?

— Не знаю, — ответил Аллейн. — Я зол на него, потому что он ведет себя по-идиотски, но… Пожалуй, если б мы встретились при нормальных обстоятельствах, то он бы мне понравился. Почему нет?

— Он странный. Когда я его рисовала, мне все время Лезли в голову нелепые сравнения.

— Например?

— Ну… с фавном или с верблюдом…

— И на кого же больше походит его портрет?

— Сначала больше походил на верблюда, а потом фавн взял верх, и не какой-нибудь милый глазастенький олененочек, а вполне законченный сатир вроде Пана.

— Неудивительно. Что ж, если он смахивает на Пана, то его нареченная нимфа как раз то, что ему требуется.

— А она ведь глаз на тебя положила.

— Радость моя, — улыбнулся Аллейн, — если бы я смог уловить в тебе хотя бы призрак сходства — хотя бы самое отдаленное родство — с ревнивой мегерой, то раскукарекался бы, как надутый петух на насесте.

— Хватит препираться, а то Хилари нас заждется. В семь подают аперитивы. Тебе предстоит познакомиться с мистером Смитом и Прыгами.

— Со знакомством можно и повременить.

В дверь постучали.

— Не получится, — скорчила гримасу Трой. — Войдите.

Это был Найджел. Потупив глаза, он передал мистеру Аллейну любезнейшую просьбу мистера Билл-Тасмана спуститься в кабинет.

— Буду через пять минут, — сказал Аллейн и, когда Найджел вышел, спросил: — Это который?

— Тот, что убил порочную женщину. Найджел.

— Я так и думал. Вот и до меня добрались.

И в ту же секунду Аллейн молниеносно преобразился: из благодушного мужа он превратился в сдержанного непроницаемого детектива. Трой уже давно перестала удивляться таким переменам. Чмокнув жену в щеку, Аллейн направился вниз.

Суперинтендант Рэйберн был огненно-рыжим, крупным, как большинство полицейских, но худощавым. На его лице главным образом выделялись брови, густые и лохматые, как у скотч-терьера, и россыпь ярких веснушек, не бледневших даже зимой.

Аллейн застал его и Хилари в кабинете. Газетный сверток с кочергой лежал на столе. Перед Хилари стояла рюмка с шерри, а перед мистером Рэйберном стакан с щедрой порцией виски с содовой, из чего Аллейн заключил, что суперинтендант пока не очень в курсе, какого сорта работа ему предстоит. Рэйберн был явно рад встретиться с Аллейном и пробормотал что-то о счастливой случайности.

Предложение выпить Хилари сопроводил пространным предисловием: мол, все гости собираются в семь в гостиной на аперитив, а поскольку им здесь, в кабинете, придется, видимо, задержаться, то почему бы Аллейну…