В моих глазах – твоя погибель!

…Когда кончилась война, Вернер Хольт бросил все силы на создание своей новой репутации. К сожалению, пока возможности попасть в СССР у него не возникло. Должно было пройти немало лет, чтобы бывших солдат вермахта стало возможно пустить в Россию: в качестве туристов или корреспондентов – все равно. Очень медленно, постепенно, разными окольными путями Вальтер смог узнать, что Саров стал закрытым городом: якобы СССР ведет там работы по созданию атомной бомбы. Однако Вальтер все же надеялся попасть в Горький. Он самым тщательным образом, где только мог, собирал информацию об этом городе. Оказывается, хоть фашистская Германия и была разгромлена, Горький продолжал оставаться очень интересным для разведок других стран. Тамошнее отделение НКВД[35], после ряда переименований ставшего называться КГБ, то и дело задерживало шпионов других государств, прежде всего, конечно, Западной Германии, Англии и США. Например, в 1956 году город посетили 78 иностранцев из капиталистических стран, и в их числе находились 22 установленных шпиона! С самым невинным видом они пытались собрать разведывательные данные о ведущих оборонных предприятиях: заводе «Красное Сормово», авиационном заводе и других, а также выяснить, производится ли в самом Горьком тактическое атомное оружие. Город могли вот-вот объявить таким же закрытым, засекреченным, как Саров, и тогда туда не попадешь и ничего не узнаешь! Именно поэтому Вернер Хольт приложил титанические усилия, чтобы попасть в пресс-группу ГДР, которая должна была освещать Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Это было тем более сложно, что приоритет принадлежал молодым газетчикам, а Вернеру Хольту было пятьдесят восемь лет. На самом деле Вальтеру Штольцу исполнилось бы только пятьдесят шесть, однако он охотно прощал судьбе этот «возрастной довесок».

Попасть в состав пресс-группы Хольт смог способом столько же радикальным, сколь и неоригинальным. Он пообещал каждый день передавать в номер материал (с этим не должно было возникнуть никаких проблем: ведь для двух тысяч аккредитованных на фестивале журналистов и гостей фестиваля на московских АТС ввели две тысячи восемьсот новых телефонных номеров!), а гонорар передавать редактору.

– Обрати внимание на молодую советскую культуру, Вернер, – сказал тот, согласно кивнув на это чрезвычайно выгодное предложение. – Нашу газету упрекают в том, что она мало дает молодежи, не обращает внимания на формирование ее духовных идеалов. Вот и давай поучимся, как это делают наши старшие братья по социалистическому лагерю!

И вот наконец Вальтер Штольц, он же Вернер Хольт, оказался в Москве…

Хабаровск, 1957 год

«Показалось? – испуганно подумал Саша. – Нет, и правда горит!»

Ни на одной барже не было видно ни души.

– Эй! На буксире! У вас пожар! Горите! – заорал было Саша, но тотчас сорвал голос. Да и не услышал бы его никто, слишком далеко, а ветер относит звук!

Он услышал испуганный вскрик Жени, но даже не оглянулся на нее: уже ворвался в воду и поплыл к стрежню, уверенный, что успеет добраться до последнего лихтера, пламя на котором разгорелось уже довольно сильно.

– Эй, на буксире! Горите! – разнесся над водой голос Жени, и Саша мельком поразился, что она может так громко кричать, но тут же забыл об этом.

Сначала он плыл довольно быстро, но вот скорость вдруг замедлилась. Саша понял, что попал на вторую струю стрежня, которая, вместо того чтобы помочь и донести его до баржи быстрее, потащила в сторону. Он вырывал руки из суставов, гребя что было сил, задыхался, заставляя себя плыть еще быстрей.

И вот он около борта черной баржи, по палубе которой мечется огонь. Рывком поднял тело из воды, ухватился за низкий борт, перевалился – и с трудом перевел дыхание.

Доплыл! Удалось! Но чем тушить огонь? На нем только спортивные трусы, не снимать же их, чтобы захлопать пламя. Их надолго не хватит…

Огнетушитель на пожарной доске! А, черт, он не работает, как и положено огнетушителям…

Может быть, в жилой будочке баржевого найдется что-нибудь подходящее?

Саша рванул крышку люка – и чуть не упал, потому что навстречу выскочил снизу какой-то всклокоченный черноволосый и черноглазый парень, на ходу всовывая руки в рукава рубашки, в расстегнутых брюках, шлепая не надетыми толком сандалетами. Внизу мелькнуло женское лицо, разинутый в испуганном крике рот, обнаженная грудь…

Парень вылетел на палубу, с одного взгляда оценил ситуацию и заорал, обернувшись:

– Алка, дай одеяло! Горим! Я ж тебе говорил, что кто-то кричит, а ты… люблю да люблю!

Саша подавил невольный смех и добавил:

– Все тряпки волоки, какие есть!

Парень кое-как застегнул сандалии и принялся затаптывать огонь, но мигом обжегся, отскочил и сердито завопил:

– Алка, не спи, сгорим!

Та, к счастью, уже высунула из люка два толстых ватных одеяла, а за ними подушку и матрас. Потом выскочила сама, и втроем они довольно споро захлопали разбегавшийся по палубе огонь.

– Ой, Игорёша, ты не обжегся? – воскликнула Алка, с обожанием глядя на парня.

– Иди хоть оденься, – рявкнул тот грубо. – Сверкаешь тут всеми местами!