В моих глазах – твоя погибель!

Промысел женьшеня считался делом нелегким. Нужно было не только распознать места, где он может дать побеги, но и уметь разглядеть в траве его зеленовато-белый или нежно-розовый «зонтик», собранный из пятнадцати-двадцати цветков, издающих слабый неповторимый аромат. Более того! Знатоки были способны различить среди многообразия звуков тайги, выделить в хоре неумолчного птичьего пения голос одной-единственной птицы – конгульчу. Она всегда селилась там, где растет женьшень. Существовала легенда о разлученных влюбленных, один из которых – юноша-врачеватель по имени Жень-Шень – обратился в чудодейственный корень, а его возлюбленная Конгульчу – в птицу, однако Ромашова все эти сказки-байки не интересовали. Куда внимательней он прислушивался к рассказам о хунгузах, которые крались по тайге за женьшенщиками, выслеживая их, а потом нападали, убивали и отнимали добычу.

Еще один способ добычи!

Впрочем, многодневные и многокилометровые тайные блуждания по сопкам вслед за промысловиками Ромашова не привлекали. Да такая случайная удача сразу выдала бы его! Пропал куда-то, а потом вдруг появился с богатой добычей, однако несколько односельчан сгинули без следа… Нанайцы – народ доверчивый, даже чересчур, однако тут даже у сущего эхэлэ возникли бы нехорошие мысли! Нет, лучше напасть на кого-то одного, у кого будет много этих корней, решил Ромашов. Например, на человека, который принимает сырье от таежников… на Филиппа Кочергина!

Ромашов вознамерился подстеречь приемщика, когда тот в конце августа повезет в город сданные всеми промысловиками корни. Обычно его сопровождал Борис Самар – милиционер из Аянки, а иногда еще и добровольцы-удэгейцы, которые были и похрабрей, и повоинственней добродушных и миролюбивых нанайцев. Ромашов, впрочем, не сомневался, что ему удастся убедить Бориса – через посредство Киры, само собой! – чтобы он отделался от сопровождающих. Справиться с милиционером, а потом и с Кочергиным труда бы не составило. Затем с помощью Никифора, которого Ромашов вполне подчинил своему влиянию, он намеревался отнести добычу никану, получить деньги… и исчезнуть.

Как поступить с Никифором, он решит потом.

Выжидая время, Ромашов, впрочем, не собирался сидеть без дела. Он продолжал уходить в тайгу вместе с Никифором, надеясь найти и свой панцуй, однако пока им не везло.

И вот в тот день…

Они прошли много верст по сопкам, однако только зря били ноги. Но вот они услышали издали голос. Слов Ромашову было не разобрать, однако Никифор, с его острым охотничьим слухом, и узнал голос, и кое-что расслышал.

– Да это же Данила! – пробормотал он. – Данила Уза! А с ним русский доктор из Аянки. О чем это Данила говорит?.. Ух ты, ему нынче повезло! Он взял четыре больших панцуя.

– Четыре? – Ромашов уже достаточно долго общался со сборщиками, чтобы понять, какая это удача.

Может быть, подстеречь здесь этого Данилу – и прямо здесь, в тайге…

– Йя-яаа-у-у! Йя-яаа-у-у!

Вкрадчивый рев заставил их вздрогнуть.

– Изюбрь?! – воскликнул Ромашов.

– Не-ет… – протянул Никифор, напряженно вслушиваясь. – Это не орон, это амбани!

– Тигр?! Но это явно крик изюбря! – возразил Ромашов.

– Да, амбани умеет его голосом говорить! – громким шепотом воскликнул Никифор. – Надо держаться отсюда подальше!

И бросился в чащу, обходя то место, откуда так и струился приманчивый изюбревый рев.

Ромашов напряженно огляделся и сделал вслед Никифору несколько осторожных шагов, стараясь, чтобы ни одна веточка не треснула под ногой.

Неужели это и впрямь тигр?!

Но проверять, кто это, тигр или изюбрь, не хотелось. Хотя, конечно, это добыча из добыч – тигр! Ромашов слышал, что китайцы и корейцы давали бешеные деньги не только за его шкуру, но и за когти, усы, кости (особенно ценились колени!), мясо. Всякая часть тела амбани была пригодна для изготовления чудодейственных восточных лекарств, исцеляющих любые хвори и продлевающих жизнь.

Но охотиться на этого зверя… Нет, на него в одиночку не ходят! А Никифор трусоват, в таком деле он не помощник.

Ромашов ускорил было шаги, чтобы не отставать от Никифора, но замер, когда чуть сбоку и впереди из зарослей появились двое. Это оказались низенький нанаец и еще какой-то человек довольно высокого роста, худощавый. Лицо его было прикрыто накомарником.

Похоже, это Данила и русский врач, о которых говорил Никифор.

А у Данилы в сумке четыре больших панцуя…

Ромашов напряженно вслушивался. Треска зарослей там, куда бросился Никифор, не слышно. Он уже где-то далеко.

Ромашов осторожно шагнул из кустов на каменистый выступ сопки, откуда незнакомцев было видно лучше, а его самого прикрывал занавес, сплетенный из лиан дикого винограда и лимонника.

А что, если… что, если двумя выстрелами уложить этих двоих и спрятать трупы в зарослях? Забрать их добычу, а Никифору потом сказать, что стрелял с перепугу, потому что показалось, будто тигр рядом?

В это мгновение изюбревый рев раздался снова, совсем близко.

Оба охотника сорвали с плеч ружья. Высокий азартно отбросил назад накомарник, и Ромашов увидел его лицо.

Да, это был русский.