Какое-то мгновение Ромашов всматривался в это совсем молодое загорелое лицо с напряженно сведенными к переносице бровями, чувствуя, что его сердце замирает, а в голове медленно проползает мысль: «Этого не может… не может быть…»
В это мгновение нанаец выстрелил; вслед за ним и юноша.
Тут же Ромашову стало ясно, что оба промахнулись: правее в зарослях аралии мелькнула рыжая шкура.
Изюбрь? Или…
Они ударили из вторых стволов, но на долю секунды раньше на них прыгнул тигр.
Никифор не ошибся! Это в самом деле тигр – огромный, сильный самец, растопыривший в прыжке лапы, словно готовясь заключить жертву в объятия, оскаливший пасть, летящий прямо на русского, который замер, глядя свою приближающуюся смерть.
В следующий миг случилось нечто, не поддающееся никакому объяснению.
Русский выронил ружье и, словно пытаясь сдержать прыжок огромного зверя, резко простер руки вперед. Ромашов видел его растопыренные пальцы, которые дрожали мелкой дрожью от напряжения, и воздух, в который вонзились эти пальцы, внезапно заискрился.
Тигр замер в воздухе…
Ромашову казалось, это мгновение растягивается до бесконечности, и догадка, судьбоносная догадка вонзилась в его мозг, словно смертоносная стрела.
Нечто подобное он уже видел раньше, давным-давно! Нечто подобное происходило, когда Гроза «бросал огонь»! Только тогда все вокруг и впрямь начинало пылать, а здесь тигра остановила сила незримого, но неодолимого мысленного излучения, которая заставила воздух задрожать и заискриться.
Так вот кто он такой, этот русский врач!
Это его Ромашов собирался искать в Горьком или в Москве – да где угодно, хоть на Луне. Это сын Грозы! Ромашов, который по-прежнему видел в своем воображении ребенка, русоволосого мальчика, за которым охотился во время войны, забыл, что за минувшие годы этот мальчишка вырос.
Сын Грозы! Александр Егоров!
Все эти размышления заняли не более секунды. Решение пришло сразу.
Убить! Убить его!
Палец Ромашова дрогнул на спусковом крючке, курок ударил о капсюль, раздался выстрел… но парень успел отпрянуть в заросли и пуля попала в тигра, который мгновением раньше грянулся на тропу в каком-то метре от ускользнувшей добычи.
Ромашов увидел, как из золотистого, свирепо сверкающего глаза тигра брызнула кровь, однако чудовищная боль заставила зверя взреветь и снова взмыть в прыжке. Мощное рыжее тело в последнем усилии жизни обрушилось на стрелка, но тигр не удержался на крошечном выступе, повалился в обрыв и рухнул наземь, подмяв Ромашова под себя.
Прошло уже два года с тех пор, как Вальтер Штольц вернул себе настоящее имя.
После того странного звонка Минны в Москву он почувствовал, что должно произойти нечто неприятное и, возможно, опасное. Минна была существом беззаботным, и ее настойчивость, плохо скрываемая тревога в ее голосе заранее подготовили его к самому худшему. Вальтер заподозрил, что прошлое его раскрыто. Как это могло случиться, он не знал, однако те двое суток, которые шел поезд от Москвы до Берлина, находился в состоянии постоянного напряжения. И, едва сойдя с подножки вагона, направился к телефону-автомату, причем выбрал тот, который стоял на отшибе, с боковой стороны вокзала, где было мало народу.
Насколько он мог судить, агентов Штази, как называли в народе Министерство государственной безопасности ГДР[46]
, поблизости не было. А впрочем, Вальтер прекрасно знал, что таким агентом может оказаться любой прохожий. Как странно… за годы жизни в Восточной Германии он настолько освоился с новой личиной, настолько привык к своей удачливости, к безопасности, что сейчас чувствовал почти панику. Если его в самом деле раскрыли, он может быть арестован в любой момент…Впрочем, Вальтер тут же успокоил себя: возможно, дело вовсе не в этом? Мало ли что могло случиться?!
Он попытался найти варианты этого «мало ли что», однако совершенно ничего не шло на ум, кроме единственного варианта: установлено его настоящее имя.
Вошел в будку, набрал номер, который загодя нашел в записной книжке и постарался запомнить.
– Это Вернер Хольт, фрау Вигман, – сказал негромко. – Минна просила меня позвонить вам, как только я приеду.
– Вернер? – Голос женщины звучал испуганно. – Если это вы, скажите, как вы называете Минну, когда… когда вы наедине?
Вальтер на мгновение потерял дар речи. Даже показалось, что это розыгрыш, какая-то издевка! Но в голосе фрау Вигман звучал самый неподдельный страх.
– Я называю ее Мила, Милочка, это по-русски, – ответил он тихо.
– Да, правильно, – с облегчением вздохнула его собеседница. – Вернер, случилась беда. В редакцию пришло анонимное письмо, в котором утверждается, что вы на самом деле замаскировавшийся эсэсовец, оберштурмбаннфюрер Вальтер Штольц, известный своей жестокостью на оккупированных русских территориях.
– Что? – пробормотал он, не слыша своего голоса. – Какая ложь!