В моих глазах – твоя погибель!

И тут же он отпрянул за ствол огромного тополя: на крыльце показалась сгорбленная женская фигура. Это была Тамара, которая словно бы отозвалась на его зов. Ромашов узнал ее даже в рваной шали, наполовину прикрывавшей голову, в бесформенной телогрейке и серых, грубо подшитых валенках. Из-под шали виднелись полуседые пряди, и Ромашов вдруг отчетливо вспомнил смоль волос Тамары. Когда-то она была необычайно красива и напоминала ему грузинскую актрису Киру Андроникашвили, которую он видел в фильме «Элисо»…

Тамара вдруг резко шагнула к перилам, вытянула шею и напряженно вгляделась вперед.

Ромашов уткнулся лицом в мерзлую кору и приказал себе думать только об этой коре. Потому что дважды, когда он встречался с Тамарой, она легко улавливала его мысли. Нельзя, ни в коем случае нельзя спугнуть ее!

Ромашов резко повернулся и кинулся в проход между двумя домами. Какая-то собака истерически залаяла, бросилась к забору, натягивая цепь. Ромашов зло оскалился. После того случая на охоте чуть ли не все псы поджимали хвосты при его приближении! Ну да, они чуяли тигра. Лаять хватало смелости не у каждой, а вот у этой хватило.

Может быть, сила тигра слабеет? Слишком щедро Ромашов расходовал ее за эти полгода. Срочно нужно найти того, кто ему поможет! Пусть даже не желая этого…

Ромашов вышел на улицу, которая шла параллельно улице Запарина. Эта называлась именем Фрунзе. Посмотрел направо и увидел красное двухэтажное кирпичное здание, около которого стоял синий «газик» и побитый мотоцикл с коляской. Ага, здесь районная милиция, никак? Надо запомнить. Спустился к бане, белый столб дыма над которой подсказал ему направление, опять вышел на Запарина, поднялся к дому 112.

На крыльце было пусто. В калитку вбежал какой-то парень в телогрейке и облезлой ушанке, криво нахлобученной на рыжие патлы. В руке у него была авоська, в которой лежала буханка и какие-то неопрятные промасленные свертки.

Что за новости? Уж не вышла ли дочь Грозы замуж? Ну и нашла же она себе!

Странно. В этом парне есть что-то знакомое. Нет, определенно – Ромашов его не видел никогда в жизни, однако это ощущение, которое появляется, когда натыкаешься на вещь, которую не можешь вспомнить…

А размышления пробуксовывают, не двигаются дальше. Срочно нужна подпитка энергией и силой мысли, срочно! Тогда он сможет понять, что делать дальше. Но сначала – узнать, где дочь Грозы и что это за рыжий тут ходит. Помеха он? Или… или его можно как-то использовать? Нет, ну откуда это чувство, будто в нем есть что-то знакомое?

Усталый тигр чуял запах, но не мог определить, откуда он исходит…

Ромашов поднялся, вышел, перебежал дорогу напротив школы, обогнул дом Тамары и зашел с его противоположной стороны.

Здесь тоже были два дворика и два крыльца. На одном из них стояла, затягиваясь папиросой, женщина в линялом халате, с грязными всклокоченными волосами, явно обесцвеченными перекисью. В свободной руке она держала бутылку. На голых ногах ее были надеты рваные опорки. При этом, такое ощущение, женщина совершенно не чувствовала холода – на лице читалось выражение похмельного страдания. Ну да, бутылка-то пустая!

– Здравствуйте, – подошел поближе Ромашов. – Не скажете, здесь комнату кто-нибудь сдает?

Женщина с трудом собрала разбегающиеся глаза и устремила на него взгляд:

– А ты кто?

– Да никто, – пожал плечами Ромашов. – Комнату ищу, сказал же.

– А сколько дашь? – В затуманенном взгляде промелькнул интерес.

– Сначала надо комнату посмотреть, – пожал плечами Ромашов.

Она несколько мгновений обшаривала его взглядом:

– Меня Алевтина звать. А тебя?

– Андрей, – буркнул он.

– А ты одинокий, Андрей, или как? – спросила Алевтина, заметно оживляясь. – Тебе только комната нужна или еще чего потребуется? – И подмигнула игриво.

Даже если бы Ромашов не утратил лет двадцать назад все плотские желания, он утратил бы их сейчас, представив себя рядом с этой неряшливой опойкой.

– Только комната, – сказал он твердо.

– А, ну нет, тогда не сдаю, – промямлила Алевтина, теряя к нему интерес. – Поищи где еще.

Она швырнула папиросу в снег и, прижимая к груди пустую бутылку, повернулась было уйти.

– А соседи не сдают? – спросил Ромашов, вытаскивая два червонца и вертя их между пальцами. Конечно, бутылка водки стоила 21 рубль 20 копеек, но он готов был добавить, если дело хорошо пойдет.

– У Дергачевых своих хватает, у Вечкановых дочка замуж вышла да родила, – забормотала Алевтина, следя глазами за мельканьем двух синевато-розоватых бумажек. – Вот разве что у Томки место найдется…

– Кто такая Томка? – небрежно спросил Ромашов.

– А ты вон с той стороны зайди, – махнула бутылкой Алевтина. – Увидишь там, старуха такая. Она, конечно, сука редкая, от нее даже дети сбежали. И сын, и девка, которая у нее воспитывалась.

Ага… значит, дочь Грозы тоже уехала? Что же могло произойти? Что?

– И куда ж они сбежали? – спросил Ромашов с фальшивым безразличием, изо всех сил пытаясь нашарить нужные ему сведения в голове собеседницы, взбодрить ее мысли, однако там все было так залито алкоголем, что не пробиться.

– Не знаю, – пожала Алевтина плечами.