В молекуле от безумия. Истории о том, как ломается мозг

Лёви уже давно подозревал, что нейроны могут обмениваться информацией, посылая и улавливая молекулы-посредники, но до того момента не мог доказать, что такие молекулы действительно существуют. Ночное озарение, впоследствии сделавшее его знаменитым, заключалось в простом эксперименте, который окончательно подтвердил его правоту. Когда взошло солнце, Лёви уже лихорадочно работал. Он изолировал два бьющихся лягушачьих сердца, одно из которых было соединено с нервом, а другое нет. Первое он поместил в контейнер с жидкостью и стимулировал нерв до тех пор, пока лягушачье сердце не стало биться медленнее. Затем он взял жидкость из этого контейнера и добавил ее в контейнер, где находилось другое сердце. Когда второе сердце пропиталось этой жидкостью, частота его сокращений также уменьшилась. Молекулы из раствора от одного сердца изменили работу другого. Лёви был прав в своем предположении: сигнальные молекулы действительно существовали. За это открытие он, как и Рамон-и-Кахаль, получил Нобелевскую премию.

В последующие годы молекулы, выпускаемые нейронами, получили название нейромедиаторов. Эти молекулы, к числу которых относятся адреналин, дофамин и серотонин, стали одними из самых популярных элементов человеческого тела. Им посвящены тысячи научных статей и множество популярных книг. Их названия вошли в повседневную речь.

Оказалось, что в способности расслабляться решающую роль играет самый маленький нейромедиатор, молекула под названием глицин. Именно благодаря глицину мы можем в конце дня сбросить с плеч напряжение и положить голову на подушку. Для наших нейронов выброс глицина – это как чай с ромашкой или успокоительное.

Как и все остальные нейромедиаторы, глицин работает, прикрепляясь к молекулам-рецепторам на внешней стороне клеток. Именно на этой решающей стадии, стадии распознавания, произошел сбой в организме Майка Беллоуза.

В 2016 году на протяжении нескольких месяцев тело Майка сводили такие судороги, как будто он заразился столбняком или отравился стрихнином[92]. Конвульсии были настолько сильными, что приходилось привязывать его запястья и лодыжки к больничной кровати, чтобы он не свалился на пол. Его лицо искажали гримасы мучительной боли, пугавшие родных. Опасаясь, что спазмы перекроют дыхательные пути, врачи вставили ему в горло дыхательную трубку.

Когда Грег Маккарти увидел, что происходит с Майком, он предположил, что его иммунная система вырабатывает антитела, которые блокируют глициновые рецепторы. Чтобы это доказать, Маккарти надо было убедиться в наличии проблемных антител в спинномозговой жидкости Майка. Поэтому одним февральским днем Майку ввели наркоз и перевернули на бок. Врач достал из упаковки 15-сантиметровую металлическую иглу с косым срезом на конце и проткнул ей кожу в нижней части спины Майка. Острие иглы проходило одну связку за другой, пока не дошло до жидкости, омывающей спинной мозг. Пробирку с несколькими миллиметрами этой прозрачной жидкости доставили в лабораторию Маккарти на другом конце медицинского комплекса. Пипетки, чашки Петри – и доктор Маккарти обнаружил именно то, что ожидал: антитела, прилепившиеся к рецепторам глицина.

После полугода мучений, пройдя несчетное количество врачей и сдав сотни анализов, Майк наконец получил объяснимый диагноз. Его же собственное тело атаковало нервную систему. Он потерял чувствительность к воздействию критически важного нейромедиатора.

Майку, как и Лорен Кейн, прописали стероиды для подавления иммунной системы. Врачи отфильтровали его кровь от антител. Ему назначили лекарство, уничтожающее клетки, которые изначально создали эти антитела. У Майка, в отличие от Лорен, не было скрытого рака, поэтому невозможно было устранить первопричину его болезни хирургическим путем. Никто не знал, почему его организм начал вырабатывать вредоносные антитела. В настоящее время по всему миру проводятся исследования этого заболевания, но мы до сих пор не знаем, что именно его запускает.

Уже через неделю лечения Майк пошел на поправку. Судороги прекратились. В голове начало проясняться. «Что бы ни случилось, я не перестану тебя любить», – написал он как-то черным маркером на белой дощечке и показал эти слова Эми.

Через несколько дней он вернул себе контроль над легкими – врачи переделали его дыхательную трубку таким образом, чтобы он снова мог разговаривать. «Эми, это Майк, – отправил он голосовое сообщение. – Я могу говорить. Позвони мне на этот номер».