В море, на суше и выше...

По ритуалу, вбиваемому им в незадачливые головы командиров, шаги командора вдоль причальной стенки следовало расценивать как событие чрезвычайной важности: вахтенные у трапов должны были звонками и воплями вызывать дежурных по кораблям и трепетать вместе с ними от усердия, особо напрягаясь к моменту, когда комбриг окажется рядом с их посудиной.

До начала всесоюзного рева оставалось 12 минут, с отсутствующим взором погруженного в себя государственного мужа комбриг продолжал свое движение вдоль плавсредств, на которых служивые исправно трепетали и демонстрировали готовность к немедленному, прямо сиюминутному, дудению.

И тут кто-то неубедительно гуднул. Видимо, перетрепетав... или задремав на пусковом устройстве гудка.

Секунда оцепенения, и соревнуясь в ретивости, в дело включился весь плавсостав. Следом тяжелым басом ударил гудок котельной, ему ответил грузовой порт, завывания каких-то сирен послышались со стороны города. Рев проглотил все, и в этом реве продолжалось уже «немое кино».

Командор, сбросив окаменелость, бесшумно метался по пирсу с широко разинутым ртом и грозил кому-то кулаками, бесшумно металась вахта, бесшумно надрывались от хохота собранные в траурное каре военные моряки. Наконец рев стих.

Бледный от унижения комбриг прошел прямо через расступившееся перед ним каре и, бросив начальнику политотдела фразу «примешь парад!», скрылся за дверями штаба.

Когда через несколько минут действительно пришло время, такого мощного и воодушевленного дудения уже не случилась, так как по словам флагманского механика «весь пар был истрачен». Парад пошел.

И запершийся в кабинете комбриг видел из окна, как под завывания волшебной трубы мичмана-героя Ворошилова, сопровождаемые уханьем большого барабана, старательно топая вразнобой позади боевых дивизионов и пуча глаза в сторону обшарпанного стула со стоящим на нем портретом, украшенным скорбным бантом, вырезанным из ватмана и наскоро измазанным черной тушью, проплывали мимо кучки политрабочих нестройные коробки Особого дивизиона — все эти разнокалиберные «орионы», «венеры», «сириусы» и «антаресы».

...

Какая-то желчная ассоциация попыталась родиться в начальственной голове комбрига, но этому помешало лицезрение совершенно неожиданной фигуры — во главе «космического воинства» пытался печатать шаг не ко времени оказавшийся в бригаде флагманский врач — тучный малорослый офицер преклонного возраста, в коротковатых брюках и постоянно сползающих с носа больших немодных очках.

Карикатура

Когда-то еще в выпускном классе средней школы попалась мне в руки очень занятная книжка: «Английская классическая карикатура XVIII-XIX веков».

Среди множества забавных рисунков были там и карикатуры на наших соотечественников — Суворова, Потемкина, императора Александра II и других.

Но более всех мне запомнилась карикатура, изображающая какого-то несуразного урода. Это был полукарлик, с физиономией, изуродованной жуткими шрамами, обряженный в мундир и украшенный устрашающего вида саблей, длиной в его собственный рост.

«Всякий годен в офицеры! — гласила подпись под этим лихим рисунком. Ниже помещалась еще дополнительная подпись, поясняющая тем, «давним» читателям смысл изображенного: «Падение нравственных основ общества достигло такого уровня, что любой человек может купить себе патент на высокое звание офицера. Ранг зависит лишь от величины суммы».

От души посмеявшись над карикатурой, я, уже выбравший для себя «флотскую» линию жизни, помнится, подумал тогда, что возможно в армии и могут прикупить патент такие вот уроды, но флоту любой страны это не угрожает. Потому, что офицерский состав флота — это каста...

В «Моонзунде» Пикуля один из героев романа изрекает: «Война свирепо подкосила нашу касту...»

Последующая служба показала, что в советском флоте такой касты не было, да и не могло быть (а так хотелось побыть в касте).

Флот — часть общества: были «сынки» и были «пасынки», «майор-вихри» и «старые майоры», везунчики и трудяги и т.п.

Как везде.

А потом пришло время перемен, «завалившее» престиж офицерского звания ниже некуда.

И лихая карикатура давно истлевшего художника вместе с сопровождающей ее подписью вдруг демонстрирует нам сегодня совершенно другое содержание. Вдумайтесь: «Всякий годен в офицеры!»

Похоже на то...

Сменилась только поясняющая надпись: «Бесплатно!»

P.S. Правда, в душе я надеюсь, что конкурсы в училища подплава продолжают иметь место.

ЮРИЙ ЗАВРАЖНЫЙ