В море погасли огни

— Могу и о твоих знакомых, — вздохнув, сказал он. — Они первыми открывали навигацию сорок второго года. В конце мая командование сперва капитан-лейтенанта Дьякова разведать путь послало. Он отправился на М-97. Дошел благополучно до Лавансари, там постоял дня два и вышел к Гогланду. За зиму мы второй раз остров отдали. Ходил Дьяков под водой и всплывал, всматривался, вслушивался и… в журнал ничего не записал. Тихо было вокруг. Больше недели курсировала М-97 в заливе и ни мин, ни сторожевых кораблей не обнаружила. Об этом Дьяков и доложил по начальству. В штабе проверили штурманскую прокладку пути «малютки» и установили, что она несколько раз пересекала кромки минных полей, но так удачно, что даже минрепов не задела.

После Дьякова пошли на позиции две «щуки» — Афанасьева и Мохова. Капитан третьего ранга Афанасьев, как ты знаешь, был опытным, мог обойтись без обеспечивающих, а капитан-лейтенант Мохов впервые самостоятельно выходил на Щ-317, поэтому с ним отправился командир дивизиона Егоров. Владимир Алексеевич к этому времени получил звание капитана второго ранга. Он предложил командованию осуществить смелый проект: выйти одной из подводных лодок в Балтику до заморозков, имея повышенный запас торпед и снарядов, пробыть в тылу у противника до весны, топя на коммуникациях корабли, когда этого противник не ждет. Командование дало «добро», и комдив вышел разведать, где находятся главные пути перевоза грузов из Швеции в Германию.

За сто часов Щ-317 скрытно прошла сквозь минные поля и радировала командованию, что вышла на свою позицию.

Девятнадцатого июня наши радисты перехватили паническое сообщение шведского радио о том, что неизвестной подводной лодкой потоплены два транспорта. А Егоров молчал, лишь десятого июля он доложил по радио, что утопил пять транспортов и направился в базу. Но вернуться ему не довелось. Видно, где-то в устье Финского залива Щ-317 наткнулась на антенную мину…

Поход Афанасьева закончился более благополучно, но и он с трудом вырвался из опасной зоны. В середине июня двумя торпедами он потопил транспорт, охраняемый катерами. Далеко не ушел и на следующий день выпустил еще две торпеды по другому транспорту, но промазал. Чтобы не упустить крупную добычу, Афанасьев в азарте приказал всплыть и обстрелять ее из «сорокапятки».

Лодка всплыла. Артиллеристы мгновенно заняли места на верхней палубе и принялись палить. Транспорт ответил залпом пушек более крупного калибра. Этого, конечно, никто не ждал. Чтобы не попасть под накрытие, пришлось стремительно погрузиться.

Вскоре появились вызванные транспортом катера-охотники. Слышно было, как они ходят, прослушивая фарватер, и бомбят.

Несколько дней Афанасьеву не удавалось всплыть для зарядки аккумуляторов. Ночи были светлыми. Стоило показаться из-под воды, как начинали тарахтеть моторы преследователей. Уходя от них, лодка обо что-то ударилась на глубине. В носу образовалась течь. Только туман спас Афанасьева. Он смог провентилировать отсеки, зарядить аккумуляторы и по радио сообщить о своем бедственном положении. Ему приказали вернуться в базу. И он это выполнил.

Выход в Балтику Егорова послужил сигналом для других лодок первого эшелона. В июне в море ушли несколько «щук» и «эсок». Прославились в этих походах капитаны третьего ранга Осипов, Вишневский и Лисин. Осипов, ни разу не промазав, потопил пять кораблей противника, Вишневский — три, а Лисин, потопив транспорт, сумел захватить двух пленных, один из них был капитаном судна.

Наша Л-3 во втором эшелоне выходила первой. В Лавансари мы встретились с «эской» Лисина и кое-что узнали о проходах в минных полях. Это нам помогло пройти к маяку Богшер и шведским берегам. Обо всем этом я написал брошюру, выпущенную Пубалтом, и когда-нибудь сделаю повесть, с наблюдениями над самим собой.

Во втором эшелоне произошел невероятный случай с нашей подводной лодкой «Лембит». Командир ее Алексей Матиясевич одним залпом торпедировал сразу два корабля в караване противника. На него, конечно, накинулись катера, шедшие в охранении. Бомбили так, что лодку бросало из стороны в сторону. Как-то так получилось, что возникла искра и от нее взорвались газы одной группы аккумуляторных батарей. Начался пожар.

Ты понимаешь, в лодке под водой пожар! Когда и так дышать нечем, а тут еще клубы удушливого дыма. Ничего страшней не придумаешь. Верная смерть от удушья.

Взрывом обожгло радиста и разнесло радиоаппаратуру. Но подводники не растерялись: надев маски индивидуальных кислородных приборов, они капковыми бушлатами принялись глушить пламя. Когда загоралась вата — бушлаты топили в трюме и не позволяли огню разгораться…

А катера противника не отставали. Сбросят две-три глубинные бомбы, остановятся и слушают. Пришлось угоревших отпаивать молоком и поддерживать в них жизнь кислородом.

Всплыть удалось только ночью. Когда открыли рубочный люк, то в лодку ворвалась такая сильная струя свежего воздуха, что сбила нескольких человек с ног. Отдышавшись, лембитовцы все же нашли в себе силы выбраться в наши воды.