В море Травкин

— Бросьте мешок, — приказал Травкин, как только краснофлотец ступил на палубу корабля. — Грыжу нажить хотите?

— Салагой будут называть — это лучше? Я выполняю приказ командира подводной лодки «К-52».

— Теперь я ваш командир!

Мешок опустился на палубу. Краснофлотец Магницкий, который еще не знал о передаче дел командирами, впервые так близко увидел Ивана Васильевича и с восхищением рассматривал прославленного подводника. А Травкин положил руку на уставшее плечо и добавил:

— Постарше да посильнее послать можно. Сколько вам лет?

— Семнадцать.

Травкин махнул рукой и уже не расслышал последних слов молодого краснофлотца:

— Уважает матросов.

В первой же беседе с новыми подчиненными Иван Васильевич, заметив, что подводниками не рождаются, ими становятся, подчеркнул, что нужно для этого: мастерское владение техникой, оружием. Именно мастерское. Троечники на подводном корабле — обуза. Даже хорошее — враг отличного.

С такой меркой требовательности он подходил прежде всего к себе. На лодках есть прекрасная традиция: каждый должен досконально знать корабль. И не только свою специальность, а устройство всего корабля, его систем и оружия. Травкин за месяц изучил новый корабль. Помогал ему весь экипаж: в торпедных отсеках — торпедисты, в дизельном — мотористы, в аккумуляторном — электрики, в центральном посту — помощник и штурман… Особенно много — старшина команды трюмных машинистов П. П. Перевозчиков, служивший на лодке с момента ее закладки.

Такой без лишнего часа отдыха личный труд нового командира уже «работал» на его авторитет. А строгость? В эти дни моряки корабля поняли: если гайки надежно, крепко подкручены, каждой шестеренке вращаться легче и ход ее точнее…

Без строгости на флоте нельзя. Это знают моряки еще с Морского устава Петра Первого. Одна из его статей гласила: «Во время чищения кораблей и починки всякий мусор должно вывозить, чтобы ничего на дно не упало. А кто из своих то учинит, сам, ежели офицер, за всякую лопату (имеется в виду лопата мусора) первый раз лишается месяц жалования, за второй раз — полгода, а за третий — будет оштрафован отнятием чина и записан в рядовые. А рядовым за третий — в Сибирь на каторжную работу».

В период изучения Травкиным новой подводной лодки он обстоятельно побеседовал с каждым членом экипажа. Вот что вспоминает о таких беседах В. А. Магницкий: «Иван Васильевич приказал мне принести лодочный сейф с документами. Мы закрылись в его каюте.

— Ну, учите меня своей премудрости.

Я удивился. Чему учить командира? На его лодке «Щ-303» был шифровальщик, и, конечно, Травкин в курсе всех премудростей. Дело было в другом. Он хотел проверить, что я за специалист, можно ли верить в точность расшифровки радиограмм, которые поступят на корабль. Просто для беседы была избрана не ущемляющая самолюбия форма. Вот какой к нам пришел командир…

Иван Васильевич стал составлять тексты радиограмм. В них лодке приказывалось занять или поменять позицию, сообщалось о конвоях противника, причем каждый раз фигурировали широта и долгота. Мою работу командир фиксировал по секундомеру. Травкин затем стал вычеркивать цифры из радиограмм и наблюдал, как я восстанавливаю правильный текст.

В работе мне помогали морские карты, разложенные тут же на диване. Напоследок командир составил радиограмму, в которой приказывалось нашей лодке покинуть район действий на сутки из-за прохождения по позиции катеров. Отойти предписывалось к острову Гогланд. Я сказал, что этого не может быть, так как Гогланд находится в Финском заливе, а мы действуем в Балтийском море. По всей вероятности, лодке следует отойти к острову Готланд.

— Соображаешь, колдун! — одобрительно заметил Иван Васильевич.

Представьте, какой похвалой прозвучали для меня эти слова опытнейшего командира».

В это время ни военных комиссаров, ни заместителей по политической части на подводных лодках по штату не было. Партийной работой руководил не освобожденный от своих основных обязанностей парторг. На «К-52» им был Иван Константинович Середин. Воинское звание у него было невысокое — старший краснофлотец, но пройденный путь — немалый. На лодку пришел в 1940 году. В сентябрьские дни 1941 года, когда партия призвала: «Все на защиту города Ленина!» — добровольно ушел в морскую пехоту, жег бутылками с горючей смесью вражеские танки на подступах к Ленинграду, перенес блокаду с ее первого до последнего дня. Когда Военный совет Ленфронта принял решение о возвращении флотских специалистов на корабли, из 27 человек, ушедших на сухопутье с этой лодки, вернулось четверо. Середин один из них…

Шулаков относился к Ивану Константиновичу с исключительным уважением. А тут вдруг после смены командиров во время утреннего осмотра и проворачивания механизмов из центрального поста дежурный передал:

— Секретаря партийного бюро Середина просит зайти командир корабля.