В начале было Слово, а в конце будет цифра

Человек Нового времени уже не верил в то, что написано в Священном Писании о первых людях, которые находились в раю и были счастливы, общаясь с Богом на языке, который Он им дал. Для человека, одурманенного идеологией материализма, рационализма, гуманизма, прагматизма и прочих «измов», содержание Книги Бытия было не более чем мифом, красивой сказкой. Но отнюдь не подсказкой, как человеку выбраться из этого земного ада лжи, злости и несправедливости. Безумный человек решил, что, чем бесцельно тратить силы и время на возвращение в «мифологический» рай, лучше начать строить рай на Земле. И строительство это будет осуществляться с помощью науки. Наука заменила человеку Бога и религию.

О лукавом языке науки

Упомянутая выше корпорация «Наука» производит различные «теории» и прочие «продукты» с очень амбициозными названиями. Сырьем для создания таких «продуктов» являются лукавые слова. Выходящие из «цеха» корпорации «Наука» «продукты» также облекаются в некие слова. Нередко для изготовления «продукта» дополнительно используются цифры и символы. В совокупности всё это называется «языком науки».

В своей статье я рассматриваю лишь те «метафизические» вопросы науки, которые оказались за кадром специалистов, изучающих лингвистические особенности языка современной науки. Это тема для разговора профессионалов. Я не оспариваю необходимости науки иметь свой язык. Подобно тому, как в каждой профессии имеются свои слова (термины) и свои специфические приемы выражения мысли. Там слова (профессиональный язык в узком смысле) могут дополняться числами (цифрами), формулами, графиками, схемами, рисунками, символами и даже жестами – например, в актерском искусстве (язык в широком смысле). Сомнения и вопросы возникают по поводу того, что современный язык науки действительно служит истинным целям науки. Один из специалистов в данном вопросе С. С. Гусев отмечает:

«Становление науки в качестве специализированного вида познавательной деятельности было одновременно и процессом оформления профессионального языка науки. Исходным источником средств, с помощью которых этот процесс осуществлялся, был естественный язык повседневного межчеловеческого общения. Однако, заимствуя из него какие-то слова и выражения, ученые существенным образом изменяли их семантику, в соответствии с контекстом решаемых исследовательских задач»[155].

Работы на тему языка науки[156] показывают, что «естественный язык повседневного межчеловеческого общения», который вначале использовался людьми науки и о котором говорит С. С. Гусев, эволюционировал и усложнился так сильно, что сегодня порой одни представители корпорации «Наука» не понимают других. Тем более он непонятен тем, кто находится вне стен этой корпорации. Возник некий эзотерический язык, понятный лишь «посвященным».

Такой язык очень напоминает язык вождей ветхозаветного еврейского народа, который позволял им возвышаться над простым народом и создавал у последнего «комплекс неполноценности». Это было одним из важных средств господства фарисеев, книжников и первосвященников над народом, который они называли «невеждами в законе»[157].

Наука: от наблюдения за словом к его преобразованию

Говорят, что в старые добрые времена (были ли такие?) наука занималась языком лишь в пределах таких дисциплин, как «Лингвистика» («Языкознание»), «Филология», также более частных дисциплин типа «Словообразование», «Лексика и фразеология», «Орфография» и др. Она наблюдала, описывала и систематизировала. Крайне редко и очень осторожно предлагала какие-то изменения. Но в Новое время, особенно в периоды революционных потрясений, наука в вопросах языка стала занимать активную позицию, выполнять «преобразовательную» функцию.

«Наука» – своеобразный «инкубатор», создающий новые слова, которые «осеняются» авторитетом этой корпорации. «Авторитет, внушаемый наукой, может заставить поверить даже в нелепицу, если она изложена наукообразно»[158]. Затем они последовательно переходят в Корпорации, называемые «Идеология» и «Пропаганда». А уже выходя из корпорации «Пропаганда», становятся достоянием всего общества и привычной частью повседневного лексикона.

С. Г. Кара-Мурза в качестве примера приводит попытку французского химика Лавуазье в конце XVIII века создать свой «научный язык». Ученый, опираясь на поддержку революционеров, рассчитывал, что этот «научный язык» затем придет на смену обычному французскому языку. Читаем: «В ходе Французской революции идеологи нового общества поняли, что главным средством власти будет в нем язык. Здесь сознательно пошли на планомерное, как в лаборатории, создание нового языка. Первопроходцем был Лавуазье, который создал язык химии, но философское значение этого далеко выходило за рамки науки (кстати, английских богобоязненных химиков смелость Лавуазье ужаснула)»[159].