В начале пути

Зрительный зал кажется небольшим, но Анна помнила, что до войны второй ярус состоял из маленьких лож, в которых зрители и раздевались. Зато во время войны она с соседкой по пригласительному билету бегали на все постановки Кировского ленинградского театра, эвакуированного в город. Оценить тогда Мариинский балет дети не могли, хотя видели всех, от только что закончившей училище Шелест до Улановой, но имена еще в то время запомнились. Оперы тогда были в основном выдержанными в идеологическом плане – «Щорс», «В бурю» (что-то про тамбовское восстание) и т.д. Маленькая сцена тоже ограничивала возможности, но все равно это было настоящее искусство. Благодаря ему после реэвакуации кировцев городской театр стал оперным и академическим, чем обязан тогдашнему директору Савелию Григорьевичу Ходесу. Теперь в театре дирижер с мировым именем, оркестр звучит замечательно, только Анне уже не удается постичь всю гениальность мастера. Новая музыка организмом, воспитанным на классике, не усваивается, а обнаженная натура на оперной сцене кажется не на месте. Особенно трудно воспринимается деформация классических постановок и кажется, что это профессиональная непригодность режиссера. Если творец неспособен создать свое, то Верди-то тут причем? Ну, сочини ты что-нибудь сам и показывай «ню» собственного производства. Кроме того, в музыкальной школе она узнала, что музыка основана на мелодии, а когда мелодию тщательно уничтожают, то это должно называться как-то по-другому.

Анна понимала, что отстает от века, но поделать ничего не могла. Как-то её пригласила в концерт дягилевского фестиваля приятельница, предупредив, что ожидается классическая музыка. Действо проходило в доме Дягилевых в замечательном концертном зале. Чем дальше шла программа, тем больше она вызывала изумление. Вначале было исполнено скрипичное подражание пенью соловья. С большой натяжкой можно было принудить воображение поверить в замысел автора. Следующий номер заключался во всестороннем использовании возможностей рояля. Исполнитель открыл крышку. Левой рукой, стоя, он давал басовые аккорды, а правой щипал струны. Мелодии почему-то не получалось. Следом вышли четверо молодых мужчин во фраках. Они обступили громадный контрабас, который был размещен на возвышении в положении лежа. Держа в руках папки с нотами, они по очереди щипали струны беспомощного инструмента, а сами перемещались вокруг по часовой стрелке. Далее было самое интересное. На сценической площадке расставили штук 12 пюпитров с большими листами бумаги, очевидно, ноты. К ним вышел маэстро с двумя глиняными черепками в обеих руках. Он принялся тереть их один об другой, при этом ходил вдоль «нотного стана». У Ани возникло два вопроса: первый – где музыка? Скрип черепков был в унисон, на одной ноте. Второй вопрос был еще интересней: что было написано в нотах? Что там вообще было можно изобразить? В первом ряду сидела симпатичная дама лет 60. Она была само внимание и умиление. Анна почувствовала себя полной дурой и отсталой деревенщиной. Но когда раздались аплодисменты, они с приятельницей рванули из зала, предчувствуя, что зрители могут попросить изобразить что-нибудь на бис.

Вот интересно, что будет сегодня. А сегодня была Виолетта в джинсовом костюме. Так и не вписавшись в прогресс, отправились по домам.

Е.Н. Тер-Григорова

Что такое докторская диссертация? Это решение проблемы. Для опуса необходимо, чтобы прежде всего эта проблема возникла. Кроме того, нужен руководитель, хотя предполагается, что автор исполняет работу самостоятельно. Хорошо бы иметь хоть какие-то условия, среди них – немного свободного времени. В английском понимании условий успеха нужны препятствия.

Это так теперь Аня рассуждает, через сорок лет после защиты. Когда в начале 60-х прошлого века ей втемяшилась в голову идея о докторской диссертации, которую упорно поддерживал шеф, кроме проблемы и препятствий не было ничего. Суть работы заключалась в диагностике такого неопределенного тогда состояния, как желтуха. С позиций теперешней медицины все изыскания теперь представляются напрасным трудом. Но ведь не зря сказано: «Каждый человек, проживший длинную жизнь, какая бы она ни была, оказывается у разбитого корыта». Правда, из работы, теперь в значительной степени потерявшей значение, произошли вопросы, давшие толчок к дальнейшим исследованиям. Это надо отметить как положительный факт. Нельзя, к тому же, не признать, что исследование надо оценивать в связи со временем и имевшимися тогда возможностями.