В начале пути

Шло время, настала пора сделать доклад о проделанной работе. Решили выступить на московском обществе патологоанатомов. Время выделили самое неподходящее. Это было одно из тех лет, когда горели торфяники под Москвой. В городе нечем было дышать. Жара стояла страшная. Для доклада выбрали часть работы, в которую входил анализ материала на основе патогенетической классификации желтух, предложенной Еленой Николаевной, но, по обыкновению, нигде не опубликованной. Общество разочаровало полностью. Прибыло только 12 человек. Все сидели как сонные мухи. Вел заседание профессор Раппопорт, один из немногих, уцелевших из «дела врачей». Его книгу о репрессиях, которым автор подвергся, Аня незадолго до события прочла с большим интересом. А тут увидели абсолютно равнодушного председателя, который явно отбывал неприятную повинность. Не задали ни одного вопроса, не сделали заключения. Результатом осталось упоминание в списке публикаций.

Было и ещё одно событие, которое огорчило руководительницу. Как обычно, перед защитой появилось очередное постановление ВАК, по которому в автореферате докторской диссертации нельзя было указывать консультантов. Это правило держалось очень недолго, но Е.Н. не упоминала Аню в списке своих учеников, хотя после защиты она привезла ей экземпляр диссертации с её фамилией на заглавном листе.

После утверждения защищенной работы, что произошло через год в связи с обычной бюрократией, Аня продолжала свои визиты в дом Тер-Григоровых. Теперь значительно улучшилось отношение к ней со стороны мужа, Семена Львовича Шапиро, и сына Виктора. Надо заметить, что занимались с Е.Н. у них дома. Аня чувствовала неприязнь родственников, но вначале стеснялась спросить Е.Н. о её причинах. Несколько позже она объяснила, что у неё, как правило, все подзащитные и ученики становились завсегдатаями, но только на период работы. При этом они столовались, некоторые даже и готовили, а иногда и ночевали не хуже, чем в гостинице. Защитившись, они исчезали навсегда. Только один диссертант из Узбекистана, который приходил за отзывом на автореферат, присылал поздравительные открытки. Остальных как корова языком слизала.

Аня, убедившись в бакинском происхождении наставников, попросила разрешения приготовить обед. Дело в том, что Е.Н. была настоящим профессором, то есть не умела в быту ничего. Она никогда не покупала продуктов, не готовила еду, не знала, что такое стирка. Об уборке вообще говорить нечего. Уйдя на пенсию, она все равно вынуждена была нанимать двух прислуг – для уборки и приготовления пищи. Двум пенсионерам это было в финансовом положении чувствительно, но главное – старухи в период 60–80-х годов, как одна, заявляли, что они всю жизнь работали, детей вырастили, и им в этом никто не помогал. Пусть их дети теперь так же самостоятельно растят своих наследников. А они заработали себе пенсию и будут отдыхать. Надо сказать, что их пенсии были нищенские, но и купить на них было нечего. Транспорт и хлеб с молоком были дешевыми. Это вполне бывших пролетариев устраивало. Во всяком случае, самооценка старух резко повысилась. Лучше всего их показал Райкин в своей миниатюре о найме няни. Так и у пенсионеров прислуга менялась непрерывно. Оба наставника были людьми крайне непритязательными и скромными в быту. Е.Н. рассказывала, как ещё в Баку профессор Топчибашев рекомендовал им свою прислугу. Придя домой с работы, они застали её за украшением торта, который она испекла к обеду. Хозяйка изумилась – им было совсем не до красоты, лишь бы обед был на столе. Так было и в Москве. Тем не менее московские бабки изгалялись, как могли.

И ещё уже комические обстоятельства влияли на жизнь. Кстати, это были вполне характерные условия для того времени. В конце 20-х − начале 30-х годов двадцатого столетия в Советском союзе официальная регистрация брака среди интеллигенции считалась мещанством. Большинство возрастных потом уже знакомых свидетельств о браке не имели. Многие уже отметили с домочадцами золотую свадьбу. И тут Е.Н. с мужем отправились в подмосковный санаторий, где их отказались поселить в один номер по той причине, что они не регистрированы. Пришлось им отправиться в ЗАГС на девятом десятке лет.

Справедливость требует отметить, что Виктор в доме присутствовал, но никогда не было известно, явится ли он ночевать или нет. Это очень беспокоило родителей с учетом того, что у него уже было несколько инфарктов миокарда. Не удавалось сообразить, где он в данный момент работает, потому что в нем самом постоянно бурлила взрывачатая смесь, что Е.Н. объясняла генетикой. Занимался он иммунологией, был учеником Л. Зильбера, автора теории вирусного происхождения лейкозов. Теорию постоянно подвергали обструкции, а автора − заключениям под стражу. Именно по его просьбе Виктор поменял отцовскую фамилию (Шапиро) на мамину. Зильбер попросил его об этом из опасения, что публикаций под двумя криминальными по пятому пункту (национальность в паспорте) не пропустят. Носителей нетрадиционных фамилий называли «инвалидами пятого пункта».