Читаем В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) полностью

Осада депрессивно действовала и на японцев. Армия здесь тоже ссорилась с флотом. Неудачи заставляли искать виновных в своих рядах. Для поднятия духа нации создавался культ героев текущей войны. Таковыми стали командор Хиросе и сержант Сугино, которые устанавливали суда–блокаторы при входе в бухту Порт — Артура; полковник, погибший под Ляояном. Генерал Ноги обрел значительную прессу, но его статус «героя» могло поддержать лишь взятие Порт — Артура. Ощутимо было продолжение соперничества кланов Сацума и Гошу.

Как уже говорилось выше, главный стратег японцев Кодама прямо указал на высоту 203 как на ключ к городу. Он справедливо усмотрел в ней ворота в город с запада — такая мысль пришла и руководителям осады. Под командованием полковника Третьякова оборона высоты 203 была укреплена. На самой вершине была установлена батарея из четырех орудий. Перед высотой была вырыта 20‑метровая канава, широкая и глубокая. Колючая проволока опутывала подход к высоте. Окошки стрелков смотрели прямо на нападающих. Холм защищали три роты 5‑го полка, одна рота 14‑го полка и рота 27‑го полка, к которым присоединились пулеметчики с флота и несколько инженеров. Не хватало воды и еды; единственным мясом была конина. Иногда доставалась рыба, пойманная в соседнем пруду, подбитые птицы, чаще всего ночные.

Японцы решили не мудрствовать лукаво и взять высоту 203 (и так называемую высоту Акасака Яма) в одном порыве, одним штурмовым усилием. Эта задача была поручена Первой дивизии и части 38‑го полка. В резерве были оставлены два батальона 26‑го полка Седьмой дивизии. В атаке самое активное участие должны были принять четыре 11-дюймовые осадные гаубицы, установленные наконец на свои бетонные площадки. Они были расположены за соседними холмами. Японская артиллерия теперь смотрела на указанные русские цели с трех сторон.

То была жестокая сеча, и два холма переходили — в течение двух дней — из рук в руки. Время от времени русские ползли по фактически отвесным стенам, чтобы заменить мертвых товарищей. Иногда нервы не выдерживали, и матросы уходили с позиций. Третьяков отличался тем, что не считал это предательством, и «стенка» не была его ответом на трусость, проявленную в чрезвычайных условиях. Иногда он рукоприкладствовал, бил плоской стороной сабли, но прощал дезертиров и посылал провинившихся снова в бой. Он приказывал офицерам быть со своими людьми, он не склонял головы ни в каких обстоятельствах, он пользовался авторитетом. Однажды японцы повесили над сопкой свой флаг. «Идите, ребята и снимите его». И матросы по его слову лезли на вершину, где их часто ждала смерть.

Нескольких дней отчаянного штурма показали японцам, что прямолинейные действия не дадут нужного результата. После 30 ноября 1904 г. они полагались только на артиллерию. Сопку заволок густой дым от разрывов снарядов и поднятой пыли. Восстанавливать разрушенные окопы и траншеи было практически невозможно, мерзлая земля не поддавалась саперным лопаткам. У обороняющихся стали кончаться патроны. Забитые пылью, раскаленные от стрельбы стволы винтовок тоже становились непригодными. Все более популярными становились гранаты, которые делали здесь же, в городе. За день использовалось до 7000 гранат. Но защитников становилось все меньше. Здесь, далеко от родины, русские люди погибали с обычной самоотверженностью. Их смелость и патриотизм были им лучшим памятником. Часто единственным.

Японцы достигли грани иррациональности. Они гибли, штурмуя промерзший клочок земли с яростью одержимых. В эти дни погиб второй сын генерала Ноги, его любимец Ясусуке. Он нес сообщение в свой полк и был застрелен в голову. Когда об этом сообщили отцу, тот спросил только, сумел ли сын донести сообщение. «Я часто размышляю, как я буду просить прощения у Его Величества и у народа за такое число загубленных жизней». У тех покойников, которых японцы не могли кремировать, они вырезали «Адамово яблоко» и эта маленькая косточка («нодо–батоке» — «маленький Будда») высылалась родственникам.

Но вскоре ни японская, ни русская артиллерия не могли стрелять по высоте 203 из–за опасения убить своих. Ноги приказал Седьмой дивизии генерала Осеко оказать решающую помощь Первой дивизии. Солдаты клялись, что, либо возьмут высоту, либо не вернутся. Русские снайперы буквально расстреливали взбирающихся японцев, а моряки кинжалами приканчивали их. Так продолжалось довольно долго, прежде чем генералу Кодама сообщили, что злополучная высота взята. Но утром следующего дня он узнал, что русские восстановили свое владение высотой. Кодама бросил тарелку на пол и потребовал к себе Ноги. В кармане у Кодамы был приказ о смещении Ноги, но Кодама знал, что генерал сделает хара–кири, а Третья армия будет деморализована.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировые войны

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное