В начале жатвы

— Если сварить их с луком да еще с укропом и бараниной... Объешься. Я дома так и сказал, чтоб баранину подготовили и меня ждали. Без грибов, говорю, не приду. Тетка у нас кухарничает. Отец зайдет с работы, а тетка ему — тарелку с горячими боровиками. Надо будет еще Данилу Пузырькова — это друг мой — позвать да угостить, и обязательно Нину. Такая, брат, девчина — я уже с ней в кино ходил. А живет в одном подъезде. Ну вот, о главном и забыл — о Даниле Лещене. Мы вместе с ним авиамодель мастерили. Но главный гвоздь тут — Нина. В школе, после меня, самая лучшая ученица, а красавица, скажу тебе, одна на весь свет. Можно и в ботанический кружок к ней записаться. Коллекции такие насобирала — просто удивляешься. Весь год дружила с Костиком Садовским. А Костик в каникулы уехал на Кавказ. Вот мы и подружились Может, и ее пригласить на грибы?..

Глаза у Перекрышкина светятся радостью и надеждой, и он еще сильнее сжимает ручки кошелки. На его лице светится счастливая улыбка.

— А ты дружишь с кем-нибудь? — спрашивает он Савося.

— Да, дружу, — кивает головой Савось.

— Когда будем расставаться, то дай адрес, напишу тебе про Нину. Хорошо?

— Хорошо, — снова кивает головой Савось.

Лес начинает понемногу редеть. Впереди уже видна дорога, а за ней — поля.

2

Посреди деревни Савось становится под крышу дома. До своего двора осталось с километр, но разве пойдешь под таким напористым дождем? Улица раскисла, тучи все плывут и плывут. Савось наконец не выдерживает, решительно подхватывает кошелку и бежит вдоль заборов. Каждая капля холодом обдает его тело. Кошелка тяжелая, к тому же грибы тоже набрякли, и теперь уже нести их совсем тяжело. Наконец, немного согревшись, Савось замедляет ход, взмахивает свободной рукой и идет прямо по лужам. Возле Куприянова двора ему переходит дорогу женщина в синем плаще.

— Савось? — зовет она и поглядывает на него из-под капюшона ласковыми красивыми глазами. Это — Тамара, старшая дочь Куприяна. Ей уже восемнадцать лет, и Савось всегда теряется, когда она вот так смотрит на него. — Ой, мамочки, а грибов! — вскрикивает она. — Где ты набрал их столько? Да ты же весь промок. Беги быстрей домой, а вечером приду на угощенье, — и она снова ласково поглядывает на него.

Показывается со двора и старая Куприяниха. Тоже удивляется, а потом советует:

— Спеши, спеши, сынок, домой. Да на печь, укройся потеплее!

А над деревней уже сгущаются сумерки, и улица пустеет. Коров давно пригнали с поля, людей не видно, один вот только Савось месит грязь набрякшими сапогами. Недалеко за приусадебными участками шумит, стонет старая пуща. Там, под кронами деревьев, уже совсем темно. Савось спешит домой, и невольно гордость за самого себя наполняет его душу. Не побояться одному зайти на Волчьи гряды в такую непогоду! А какие мхи, сколько воды! И — лисицу спугнул...

Вот он и свой двор. Дощатый забор вокруг хаты и хлевов, вдоль улицы одна к одной в ряд стоят тонкие высокие липы. Ветер срывает с них пожелтевшие листья, и они все время сыплются и сыплются на картофельник, на грядки, где еще не так давно зеленела морковь. Чем-то тоскливым веет от огорода, больно глядеть на его пустоту. Может быть, потому, что грустно поет ветер в ветвях лип да идет вот этот дождь?

Рукой, которая не очень-то слушается, Савось открывает калитку и заходит во двор. Чистые шторки на окнах словно зовут его быстрее зайти в хату, где уютно и тепло. Из трубы идет дым, — значит, топится печь или лежанка. Савось всходит на крыльцо, открывает двери. В отсветах огня сидит отец на скамье, подняв ногу, а мать стаскивает с ноги сапог, предварительно обернув его сухой тряпкой. Он только что пришел с улицы, сапоги его в грязи, а брюки все мокрые.

— Вот пропал, так пропал, — весело говорит отец, поглядывая на Савося, с которого стекает вода, и вдруг восклицает: — Гляди, Зина, что он приволок! Да это же боровики! Полная кошелка! Как только ты донес ее с Волчьих гряд? Ого-го!

— Их, мама, надо вынести в сени, на холод, чтобы не попортились, а завтра я отнесу тетке Авдотье.

— Садись, — говорит отец и, топая босыми ногами по полу, подходит к печи и начинает греть руки. Потом поднимает корзинку с грибами, подносит ее к свету, рассматривает, все больше мрачнея.

Отец над чем-то задумывается, сопит, пожимает плечами. Савось снимает с плеч пиджак, бросает его в запечье, садится на скамейку и начинает снимать сапоги. За ширмой он надевает сухое белье, мало интересуясь тем, о чем говорят отец с матерью.

Вспыхивает лампа, из репродуктора, что висит на стене, льется красивый голос. Савосю кажется, что это голос Тамары. За окном всхлипывает дождь и шумит ветер. Пусть себе! Тут, в хате, и светло, и тепло, даже жарко. Руки и ноги отходят, по телу разливается теплота, кровь приливает к лицу. Хочется спать. Вон уже и кот на печи довольно мурлычет, словно предвидя, что его скоро погладят рукой.